Рождественские образовательные чтения 2017. Направление «Древние монашеские традиции в условиях современности».Секция 1 «За Христа постродавшие: значение опыта новомучеников и исповедников Церкви Русской для современного монашества. Доклады.

Архимандрит Аркадий (Губанов), наместник монастыря Нило- Столобенская пустынь (Тверская епархия).

«На связи с Богом» — богослужебная и молитвенная жизнь монастыря и братии как условие сохранения монашеского духа.

 

Ваши Высокопреосвященства и Преосвященства, всечестные отцы и досточтимые матушки, дорогие братия и сестры!

Каждый из нас, здесь присутствующих, имеет свой опыт богообщения, свой личный опыт молитвы. И при всех общих наставлениях, которые нам преподают Церковь, святые отцы и учителя благочестия, проживание молитвы всегда будет индивидуальным, личностным. Уникальность и универсальность этого опыта позволяет всем присутствующим делиться им, осознавая его важность и для нас, и для тех, кто вверен нам в духовное руководство. Мы видим множество отличий в молитвенных и аскетических практиках и в Поместных церквях, и в разных православных странах, и в разных монастырях, но смысл и цели молитвы всегда одни — быть «на связи с Богом».

Молитвенная традиция, усвоенная нами, соответствует месту и условиям, в которых мы её получили, а также зависит от тех наставников, что преподали её нам. Это дар, полученный ими опытным путем в трудах на ниве Господней.

Сам Владыка мира, Господь наш Иисус Христос, показал Свою ревность к молитве и преподал нам ее образ. Он сказал о Церкви, что врата ада не одолеют Её, дал нам средство и возможность быть победителями над силами ада: «именем Моим бесы ижденут» (Мк. 16,17).

Опыт монашеской жизни говорит, что человек, приходя в монастырь, первым делом должен научиться молиться именно Иисусовой молитвой. Самой простой, легкой, но в то же время самой главной, которая позволяет пришедшему на духовную брань, устоять в этой борьбе. Без молитвы невозможно жить в монастыре и тем более принести свой духовный плод. Также и в семейной жизни, если человек не научится молиться и отражать бесовские силы, то этот союз не будет радостным. Это будет мучение, которое может привести и к разводу. Но, к сожалению, в современной духовной практике сложилось так, что делание Иисусовой молитвы стало уделом только монашествующих, а миряне как бы не должны заниматься духовным деланием.

Такое нововведение придумали духовники в России ХУН-го и последующих веков. Чего не было до реформы патриарха Никона: лестовка была спутником каждого христианина, потом же, с Петровского времени, пошло духовное омертвение во всех слоях общества. Мир как бы забыл, что существует духовная брань, и в этой брани врага можно победить только именем Господа Иисуса Христа. И только старообрядчество сохранило в то время и сейчас, как они сами говорят, верность умному молитвенному деланию в миру.

Когда в обитель приходит желающий жития иного, желающий молитвы, то я как игумен, говорю пришедшему о том, что спокойной жизни у него не будет. Он пришел на место духовной битвы, становится воином Христовым. Здесь, по слову апостола, «брань не против плоти и крови, но против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесной» (Еф. 6,12). Поэтому от пришедшего потребуется постоянное понуждение себя на подвиг послушания, смирения, любви и молитвы. По слову Спасителя, «Царствие Небесное нудится, и нуждницы восхищают е» (Мф. 11,12)

Новоначальному вручаются четки, его научают Правилу и способу молитвы Иисусовой. И затем, наблюдая за пришедшим в обитель, за его усердием к молитве, выясняется серьезность его намерения жить в монастыре. Духовное борение, молитва делают новоначального опытным. Он лично получает видимую, ощутимую связь с Богом, которую боится потерять через праздность и расслабление воли. Имея свой малый опыт, встающий на узкий путь спасения получает видение той великой брани между нами и врагом нашего спасения. И в этой духовной брани есть сильнейшая помощь от Бога — молитва Иисусова, дарующая радость от Господа, уверенность в истинности Его обетования: «Я с вами во все дни до скончания века» (Мф. 28, 20).

 

Но чтобы ощутить эту радость необходим опыт молитвы, Иисусовой. Творимая в смиренном сердце, она может иметь благодатные плоды и преобразить все естество человеческое. Это изменение происходит при приобретении таких плодов молитвы как смирение, терпение, любовь, послушание, через осознание греховности и радости о Господе. Этим определяется жизнь всего монастыря и всех его насельников, и видно: есть ли плоды молитвы или их нет? Можно много говорить о духовной жизни, но наиболее доступно о ней сказал преподобный Серафим Саровский: «Смысл жизни человека — стяжание Духа Святого». И чтобы молитва способствовала этому стяжанию, она должна быть приносима в смиренном сердце, в сокрушенном духе и покаянии.

Все это видно по человеку. Тот, кто молится в гордом сердце, — тот во имя свое молится, а это является прелестью. Поэтому в среде монашествующих сразу становится видно, кто идет путем правильного делания молитвы, а кто свернул на дорогу погибели. Плоды молитвы видны у монашествующего по его отношению к окружающим, по той любви, которая по слову Спасителя определяет христианина «по тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою» (Ин.13, 35). Эта любовь отражается даже в лице подвижника: человек, пребывающий в молитве, благостен, на лице его улыбка, в нем нет раздражения и грубости, он спокоен.

Нарушенную же связь с Богом через самостную молитву сразу видно по жизни человека, которая открывается игумену и всей братии. А также, хочу заметить, что на молитву влияет и нарушение обетов, данных Богу при постриге. Бездуховное житие приводит к так называемому «помрачению», когда человек начинает «блуждать в трех соснах». Он погрязает в темноте. Его молитва пуста и бесплодна, а сердце не откликается на Слово Писания. С окружающими этот человек ведет себя надменно, без любви и сострадания. В сердце его появляются и постепенно укореняются страсти, возникает жажда к стяжанию, зарождается сребролюбие.

Кажется, что страшного, если монашествующий будет иметь личные деньги на лекарства, на «черный день», на необходимые нужды? Постепенно он начинает уповать не на Бога и Его Промысел, а на те возможности, что может получить от собственного капитала. Поэтому он начинает суетиться для стяжания денег, приобретая так называемых «духовных чад», которые поддерживают его «духовный рост» и финансовое благосостояние. И вроде бы все благополучно у такого человека, а нам самом деле нарушается его связь с Богом. Впоследствии этот инок может довести себя до того, что вступит в конфликт со священноначалием и покинет монастырь. Враг делает так, что все в монастыре становится для него чуждым и неправильным, а священноначалие — ненавистным. Увлеченный врагом инок тут же начинает видеть жизнь окружающих его людей, осуждает их, своих же грехов не замечая вовсе.

Приведем пример, который описал бывший благочинный Ниловой пустыни, а впоследствии священномученик — митрополит Алма-Атинский и Казахстанский Николай (Могилевский) — в своей книге «Православная аскетика». Каким образом проявляет себя в человеке сребролюбие? «Из душевных страстей первое место в аскетической схеме занимает сребролюбие, вследствие его ближайшей, непосредственной связи со страстями плотскими. Эта страсть сначала побуждает к малому стяжанию, чем больше собирается денег, тем сильнее растет страсть к ним. Из-за этого пораженный этой страстью не устрашится допустить злодеяние лжи, ложной клятвы, воровства, нарушить верность, воспламениться вредным гневом. Посему-то Апостол и называл эту страсть не только корнем всех зол (1 Тим. 6,10), но и идолослужением».

Тут мы с вами наглядно видим, на сколько явны отличия плодов молитвы и плодов страстей. Таким образом, если происходит нарушение обетов и жизнь идет не по заповедям Божиим, то и молитва становится никчемной, пустой, может быть количественно разнообразной, творчески представленной, но горделивой, самостной и губительной.

От чего же происходит такое двоякое действие молитвы в человеке? Человек может и спастись ею и погибнуть? Ответ мы можем найти у святых отцов. Так об этом предупреждал святитель Иоанн Златоуст: «Молитва Иисусова раздражает врага, ибо нудящийся этой молитвой все ей может поиметь и злое, и благое». Иными словами, встающий на путь молитвенного делания вызывает сатану на борьбу, противостоит ему. И это не какие-то отвлеченные романтические образы, а реальная действительность, так как в наше время самой большой победой диавола в этом мире

является убежденность большинства людей в том, что диавола не существует. А если его нет, то и борьба теряет всякий смысл. Поэтому монастыри и являются форпостами, передовыми линиями фронта, так как мы знаем не только, что сатана реален, но и как его победить. По слову святителя Игнатия, молитва Иисусова открывает присутствие бесов в человеке, изгоняет их из него, является исцеляющей силой от беснования.

У нас есть бесценное сокровище — святоотеческое наследие множества поколений подвижников, победивших сатану и оставивших нам свой опыт нам в помощь. Прекрасные наставления относительно молитвенного делания дает святитель Игнатий (Брянчанинов) в своих творениях, в которых он рассмотрел и проанализировал огромный объем трудов и древних пустынников, и своих современников. Так, ссылаясь на преподобного Иоанна Лествичника, святитель Игнатий пишет, что молитва Иисусова необходима и мирянам, и инокам, ищущим спасения. «Она — есть путь, возводящий от земли на небо, она — безопасный способ спасения». Но при всем при этом, если молитва творится без внимания, то она вредна, так как превращается в бесполезное пустословие.

Еще святитель Игнатий отмечает, что нельзя спешить на молитве и на прочтение 100 молитв Иисусовых нужно уделять не менее 30 минут. «Не произноси молитвы спешно одну за другой», — говорит святитель, — «делай остановки, дыши тихо и медленно. Во время церковных служб также полезно упражняться молитвой Иисусовой — она, удерживая ум от рассеянности, способствует ему внимать церковному пению и чтению».

Как мы уже отмечали выше, когда человек вступает на путь молитвенного делания, он сталкивается с трудностями, болезнями, порой гонениями и всякого рода притеснениями. Это происходит потому, что враг рода человеческого не дремлет. В этот момент священноначалию обители важно вовремя заметить нападки и поддержать подвижника. Помочь ему не впасть в уныние от скорбей, которые он несет в духовном подвиге. В этой связи нельзя не вспомнить мудрость почившего патриарха Алексия Ш Когда молитвенная жизнь в Ниловой пустыни начала налаживаться, на монастырь тут же пошли жалобы со всех сторон. На это Святейший Владыка сказал: «Судя по жалобам, Нилова пустынь начала молиться, так как на молитву сразу пошли искушения». Позже открылся источник жалоб — им оказался один из монахов, которого взяли по переводу из другого монастыря и невнимательно отнеслись к его духовному состоянию.

Подводя итог, хочу особо выделить несколько основных положений: священноначалию следует уделять особое, личное внимание молитвенному деланию каждого из насельников монастыря, и при необходимости направлять их молитвенный труд, чтобы он не был напрасным и тем более губительным для души.

Частная келейная молитва является продолжением общественного богослужения и неотъемной составной монашеского молитвенного делания. Основу для правильного понимания смысла и содержания молитвы должно искать в святоотеческом наследии как древних подвижников благочестия, так и в трудах святителей Игнатия (Брянчанинова), Феофана Затворника и, конечно, новомучеников и исповедников Российских, которые выстояли в эпоху гонений, всегда были «на связи с Богом». Благодаря им молитва на Руси никогда не прерывалась.

 

XXV Международные Рождественские образовательные Чтения Направление «Древние монашеские традиции в условиях современности» Секция 1 «За Христа пострадавшие: значение опыта новомучеников и исповедников Церкви

Русской для современного монашества» Москва, 26 января 2017 г.

Доклад «Духовный авторитет игумена как основа единства братства»

Митрополит Нижегородский и Арзамасский Георгий

Вступление

В настоящее время, когда наша Церковь духовно возрождается, соборно вырабатываются определенные правила и нормы, касающиеся устроения самых разных сторон ее бытия в современных условиях. В комиссиях Межсоборного Присутствия рассматриваются актуальные темы жизни церковной, в дискуссиях и совместном поиске оптимальных решений формулируется наиболее взвешенная позиция по целому спектру насущных вопросов. Готовятся проекты документов, большинство из которых выносится на общецерковное обсуждение с последующим принятием на Священном Синоде или Архиерейском Соборе.

Устроение монашеской жизни

Несмотря на значительные трудности, прерванность духовной традиции, соблазны мира сего, возрождается и укрепляется сегодня и монашеская жизнь. Для многих из нас совершенно ясно, что именно сейчас необходимо духовно потрудиться, чтобы монашество в нашей Церкви избежало ошибок прошлого, не уклонилось ни одесную, ни ошую, но сохранило верность и дух святоотеческого предания, преумножило его богатство и принесло добрые плоды совершенной богоугодной жизни. Для этого необходимы соборные усилия. Вырабатываемые в настоящее время документы определяют существенно важные принципы устройства монашеских обителей, они призваны помочь прежде всего вновь возрожденным монастырским общинам, а таковых сегодня большинство; войти вфузло» многовековой* монашеской традиции Русской Православной Церкви и- вселенского Православия и воспринять ее во всей полноте.

Игумен и братия

На сегодняшний день комиссией Межсоборного Присутствия по вопросам организации жизни монастырей и монашества подготовлен ряд документов, два из которых являются наиболее значимыми и обсуждаемыми. Это «Положение о монастырях и монашестве» и «Концепция разработки Уставов внутренней жизни в монастырях Русской Православной Церкви». В каждом из них, в частности, идет речь и об игумене монастыря, его духовной ответственности, власти, обязанностях, следовании уставу, а также о его назначении и вступлении в управление обителью.

При обсуждении проектов документов, особенно первого из них, наибольшую дискуссию вызвал вопрос об избрании или назначении игумена и его духовной роли в жизни обители. При этом принимались во внимание традиции и опыт монастырей иных Поместных Православных Церквей, особенно Греции и Афона. И сегодня не утихают споры о том, кем должен быть игумен — духоносным старцем, пекущимся о своем спасении и спасении братии или талантливым администратором, хозяйственником, строителем, имеющим при себе опытного духовника? Что имеет преимущество — его возраст, духовный опыт, долголетие пребывания в постриге или образование, житейский опыт и административный талант? Наблюдение за ходом дискуссии показывает, как легко можно впасть в крайность и противопоставить друг другу то, что противопоставлению не подлежит.

О духовной трезвенности

Одной из весьма важных добродетелей в духовной жизни вообще и в монашеском делании в частности является духовная трезвенность. Она позволяет подвижнику смотреть на себя и свои возможности, а также на окружающих его людей и их возможности совершенно реалистично. Естественным для падшего, не возрожденного Духом Божиим человека является состояние противоположное, именуемое святыми отцами прелестью. Пребывание в ней в той или иной степени лишает человека способности увидеть себя и других в истинном свете и принять, когда это необходимо, единственно правильное решение. При рассмотрении вопросов, касающихся монастырской жизни в лоне всей Поместной Церкви, духовная трезвенность совершенно необходима, а некритическое отношение к своим суждениям, пренебрежение мнениями других и поспешность с выводами крайне опасны.

О духовном возрасте современного русского монашества

Никто не станет спорить, что духовный авторитет игумена обители имеет решающее значение для духовного единства братии. Большинство знаменитых на весь мир монастырей связаны, прежде всего, с именами святых основателей, старцев, духовных наставников, устроителей монашеских общин. Там, где есть личный духовный опыт противостояния страстям и стяжания добродетелей, молитвы и умного делания, там образуется центр притяжения для людей, ищущих наставления и помощи в деле спасения. Это духовная закономерность со всей определенностью проявляется и в истории, и в современности.

Чтобы в полноте раскрыть тему выступления, необходимо обратиться к письменному монашескому наследию, привести наиболее яркие высказывания и показать на примерах, сколь важен духовный авторитет игумена для духовного единства монашеского братства. Но стоит ли это делать, раз эта истина столь очевидна для всех и оспаривать ее никто не желает? Гораздо важнее выяснить, а какие ошибки и заблуждения подстерегают нас в практической плоскости, там, где решается вопрос, кто будет назначен игуменом в конкретный монастырь конкретной епархии?

Вот здесь эта духовная трезвость и становится крайне востребованной, как и осторожность, рассудительность и духовный опыт. Прежде всего они необходимы епископу, а также всем, кто влияет на принятие этого решения, естественно, и самой братии обители: ее соборное мнение в первую очередь должно быть принято во внимание епископом.

Первое, что приходится признавать в таком случае, это духовная незрелость вновь возрожденного монашества, в большинстве своем не готового к великим подвигам. Это не осуждение, не намеренное умаление монашеских достоинств, но констатация факта, его невозможно не принимать во внимание при установлении требований как к игумену, так и к братии.

Духовная немощь является закономерным следствием целого ряда причин, самые главные из них — расцерковление нашего народа, из которого приходят в монастырь послушники, и трагический разрыв живой монашеской традиции. Было бы странным и неестественным, если бы в наших обителях подвизалось сегодня множество духоносных старцев.

Как невозможно ожидать увидеть огромные зрелые плоды там, где семена посажены позавчера на недостаточно удобренную почву, так невозможно ожидать и духовных плодов в рассадниках благочестия — монашеских обителях, которые два десятилетия назад или стояли в полной разрухе, или вообще не существовали. В то же время, осознавая эту реальность, нужно понимать, что если не удобрять, не ухаживать, не проявлять терпения, не прилагать труда, то может так ничего и не вырасти. То, что понятно и простительно сегодня, не будет таковым всегда. Придет время собирать плоды, и горе, если их не будет. Трезвенное видение этой немощи открывает возможности для неспешного, но правильного духовного роста и вдохновляет на усилия к достижению благой цели.

О духовном авторитете игумена

Духовный авторитет игумена в среде братии также не появляется из ничего в одночасье. Из малого он способен возрасти до великого, но для этого требуется время, а если оно еще не пришло, то терпение. Его порой многим и не хватает. Свойственное совершенным желают видеть у новоначальных, причем сегодня и сейчас.

Духовный авторитет игумена не появляется сам собой и со временем, с сединами в бороде. Он созидается внутренними духовными усилиями и опытом терпеливого и смиренного руководства братией, за которую он несет перед Богом ответственность. Причины немощей и падения насельников, их внутреннего охлаждения или возмущения, игумену, как духовному руководителю, необходимо искать в себе. Известно, что хорошие игумены берутся из хороших послушников. Они, однажды стяжав дух истинного послушания, сохраняют его как дар Божий. Послушание Богу, Церкви, Предстоятелю, правящему архиерею для таковых игуменов становится законом духовной жизни. И Господь за послушание ради Него благословляет их труды.

О разумном использовании чужого опыта

Отдельно нужно сказать и об опасности искусственного переноса на русскую почву правил и норм монашеской жизни современных монастырей иных Поместных Православных Церквей. Их духовный опыт, несомненно, представляет большую ценность, он должен быть изучен и оценен, но воспринят творчески и избирательно, с учетом исторических, духовных, национальных и культурных особенностей русского монашества. Эти золотые нити, привезенные издалека, нужно вплести в ткань руками русских мастеров и составить из них элементы оригинального изящного узора духовной жизни.

О книжной мудрости

Духовная трезвенность необходима и при обращении к письменному наследию святых отцов и великих подвижников древности. Их богомудрые наставления и советы, их аскетическое учение о совершенной жизни оживает и становится действенным только в реальном живом опыте духовной жизни, в русле подлинной монашеской традиции. Пока книжная мудрость усваивается, сохраняется и передается только на уровне ума, она лишь мертвая теория, но не живая практика.

Все разговоры о страстях и добродетелях, о правильном устроении монастырской жизни, роли игумена, его правах и обязанностях,  которые ведутся в настоящее время, часто грешат книжностью, духовным романтизмом и оторванностью от реальности. Ни в коем случае нельзя забывать об идеале, о тех высотах, которых достигали святые подвижники прошлого и к которым призваны все вступившие на путь иноческой жизни, но трезвенность как раз и состоит в том, чтобы не возомнить, будто от одного теоретического знания монашеского аскетического наследия через распоряжения, документы и концепции можно в кратчайший срок достичь рассвета русского монашества. Вместе с тем знакомство с живым опытом монашеской жизни, обсуждение проблем, ошибок современного монашества, соборный поиск решений представляется очень важным. Этому в настоящее время способствуют собрания игуменов, монашеские конференции и другие формы общения тех, кто имеет непосредственное отношение к устроению монастырской жизни.

Заключение

Духовный авторитет игумена обители — вопрос исключительно важный, но он не может рассматриваться и решаться отдельно от целого комплекса иных вопросов монастырской жизни, невидимыми нитями сопряженной с жизнью епархии и всей Поместной Церкви. Усилия по устроению монашеской жизни сегодня необходимо распределять последовательно — от главного к второстепенному, от общего к частному, проявляя терпение и трезвенность, но при этом помня, что истинным Устроителем монашества является Бог, и если не Он созиждет дом, всуе будет трудиться зиждущий.

 

XXV Международные Рождественские образовательные Чтения Направление «Древние монашеские традиции в условиях современности»

Секция 1 «За Христа пострадавшие: значение опыта новомучеников и исповедников Церкви Русской для современного монашества» Москва, 26 января 2017 г.

Доклад «Жительство не по плоти, но по духу»

Преодоление тяготения к миру и мирскому в современных обителях

Архимандрит Пимен (Адарченко), Наместник монастыря святых Царственных страстотерпцев в урочище Ганина яма. 

г. Екатеринбург

Есть в жизни современных монастырей некоторые проблемы, которые заставляют нас обратить на них особое внимание. По сравнению с 1990-ми и 2000-ми годами, когда русское монашество переживало свой удивительный расцвет, желание служить Богу на этом поприще уже не вызывает горения в стольких сердцах. Сливки со слоя, позволившего появиться новому качественному монашеству в России после отказа от атеизма, мне кажется, щедро сняты. Но если те люди жаждали служить Богу, то новому поколению, выросшему на потреблении разнообразных извращенных духовных суррогатов, трудно увидеть Христа и сознательно, до конца жизни, пойти за Ним. Поскольку представители последнего поколения вроде бы не были лишены знания о Господе, свои сведения они черпали откуда ни придется.

Иеромонах Серафим (Роуз) говорил: «Люди духовно и нравственно истощились и истрепались. Они когда-то уже слышали о Христианстве, а теперь оно им надоело, и они от него устали. Трудно вдохновиться при виде всего этого. То там, то здесь появляются немногочисленные новообращенные, которые видят в христианстве нечто свежее, которые находят в христианстве нечто несообразное обыденному о нем мнению. И все же мало, очень мало вдохновляющего в этом мире, если взглянуть на него глазами Православия…

Сам феномен отпадения от Истины заключается в том, что люди не могут свежо воспринять благовестие. Они уже слышали о нем, и у них есть прививка против него».

Уровень многих приходящих теперь в обители послушников, во всяком случае, за пределами крупных мегаполисов, позволяет говорить не только об охлаждении их сердец, но и о серьезных проблемах с личностным, порой интеллектуальным развитием, с физическим здоровьем.

Эти молодые люди, попадая в обители и даже проявляя искреннее стремление познать истинную веру, к сожалению, в процессе дальнейшей монашеской жизни очень легко уязвимы. И такую незаживающую рану наносит им непрерывный контакт с миром. Они привыкли носить весь мир с собой в кармане и могут искренне полагать, что, находясь территориально в пределах монастыря и при этом, активно используя средства связи, они все равно пребывают в монашеском уединении. Нашим предкам достаточно было запретить выход молодому монаху за ворота монастыря, пока он не созреет до того, чтобы это не нанесло ему вред. Сейчас иноку нет необходимости формально нарушать этот запрет. Имея в руках мобильный телефон, он оказывается в эпицентре мирской жизни, доступный любым соблазнам, даже не осознавая, что гаджет, с которым он вырос, который долгие годы подменял ему родительскую заботу, юношескую дружбу, открывает прямую дорогу злу в его сердце. Такой молодой монах считает, что игумен, лишающий его телефона и интернета, просто человек старого времени, который не понимает, как удобно решать с их помощью многие насущные вопросы.

Святейший Патриарх Кирилл в одной из своих проповедей сказал: «Человек приносит три обета и соблюдает их, но устраниться от мира, постоянно пользуясь мобильным телефоном, не может. Связь с интернетом такая, что никаких сил не хватает, чтобы ее пресечь. Древние отцы имели свои искушения и соблазны и преодолевали их, а у нас с вами — свои искушения. И не иметь мобильный телефон и не блуждать с его помощью по миру, это для современного человека нелегкая аскеза. Не всем так повезло с месторасположением монастыря, — продолжил с иронией Святейший, — как Костомаровской Спасской обители, которая находится в низине «палестинского пейзажа», где, чтобы кому-то позвонить, нужно каждый раз забираться на холм».

Новые времена — новые соблазны, но сами страсти и добродетели не могут быть нами не узнаны, они хорошо описаны и древними святыми отцами, и современными нам практиками духовной жизни. Такими как, например, известный богослов, схиархмандрит Эмилиан (Вафидис).

В своей книге «Слова и наставления» старец пишет, что «самый страшный враг, порождение постпромышленной эпохи — это информационный бум, который на самом деле есть развлечение от лукавого. Человек, заваленный миллионами картинок, телевизионных передач, другой продукцией средств массовой информации, теряет покой, самообладание, способность к созерцанию, обращается к внешнему, делается чужим сам себе, одним словом, теряет рассудок».

Хотя, разумеется, дело не только в средствах связи. Перед современным монашеством также остро, как и пред нашими предшественниками, стоит вопрос: насколько мы можем позволить себе те или иные технологические новшества. Нужна ли нам снегоуборочная машина, имеют ли наши кухни, к примеру, право быть оснащенными по последнему слову техники или наш удел жить при печах и свечах? Говоря о проблемах, которые стоят за использованием технологий, казалось бы, освобождающих время монашествующих для молитвы и святоотеческого чтения, отец Эмилиан предлагает прилагать к технологиям, допустимым или недопустимым в монастыре, два критерия: умеренность и бодрствование, трезвение. Говоря об умеренности, он ссылается на преподобного Петра Дамаскина, который, в свою очередь, так определял достаточность для обители следования за новшествами: «Все то, что превыше необходимости, есть то, что не приносит пользы для спасения души или поддержания сил тела, служит препятствием для хотящего спастись».

Вот только искать границу между необходимостью и избыточностью — задача для каждого из нас. И потому, как мы ее определяем, Господь определяет наш собственный духовный уровень.

О бодрствовании и трезвении авва Эмилиан пишет следующее: «Учение отцов Церкви о трезвении ума вооружает человека, помогает ему предотвратить разрушительные последствия эпохи технологий. Оружия воинствования нашего не плотские, но сильные Богом на разрушение твердынь (2 Кор. 10, 4), — говорит апостол Павел. Трезвение охраняет любого человека. Оно есть «постоянное приобщение благу в веке сем и в будущем» и «путь, возводящий в Царство наших душ и будущего века».

Трезвение есть привилегия не одних подвижников, созерцателей, но и всех тех, кто имеет сознание, пользующееся миром сим, как не пользующееся (см. 1 Кор. 7,31).

В эпоху технологий человек становится потребителем и рабом изготовленной им продукции. Затем, сохраняя этот статус, он попадает в еще одно рабство — информации и образов, заполняющих его жизнь.

Давайте вооружимся умеренностью и трезвением, извлеченными из опыта монашеской жизни, из нашей православной традиции, — призывает нас авва Эмилиан. — Они для «всякого человека, грядущего в мир» упразднят рабство и сохранят его здравие и господство. Ибо он есть сын Божий».

Вместе с тем он осмысляет проблему применения в Церкви современных технологий во всей полноте и так формулирует к ней церковное отношение: «Технология развивалась — от земледелия до промышленного переворота. По Божию благословению за усердные труды человеку удалось сохранить, несмотря на грехопадение, свое господство над природой. Ибо технологии, которые явились следствием человеческого разума, удовлетворяли необходимым для выживания потребностям человека. Это отличало его от животных и иных природных элементов, и так достаточно приспособленных для выживания. Нужно сказать, что в древние времена в тексте Священного Писания не существовало различия между словами «ремесло — искусство» и «технология», которые, как отвечающие естественным потребностям, были синонимичны слову «благо». Ремесло предшествовало появлению механики как самой необходимой из технологий. Время шло, и повышалось мастерство. Именно оно встало на службу не нуждам человека, а производству и извлечению выгоды.

Поэтому для того, чтобы сохранить свое господство над природой в процессе развития технологий, человеку необходимо не переступить разумного логического предела. Технология не есть нечто, существующее само по себе, но замысел о приложении внутренних законов и природных элементов, земных и небесных, во благо. А «сам человек имеет (согласно Григорию Нисскому) правильное устроение, к Небесам он устремляется и на вышний мир взирает. Именно это указывает на его царское достоинство».

Авва Эмилиан убежден, что Церковь и монашество не расположены враждебно к прогрессу и технологиям. «Напротив, — пишет он, — монахи на протяжении столетий показывали серьезные результаты научной и технической изобретательности.

На Западе в Средние века монахи восстановили культуру, разрушенную нашествиями варваров. Монастыри являлись очагами точных наук, там развивались математика, зоология, химия, медицина. Так, монахи изобрели поднятие целины в земледелии. Многие достижения монахов были положены в основу развития технологий.

Святой Афанасий Афонский установил на Святой Горе механическую тестомесилку, приводимую в движение волами, что позволило монахам не пропускать богослужений. Этот агрегат, как рассказывается в житии святого, был «прекраснейшим по искусности изобретением». Все сферы своих занятий обогатили монахи подобными выдумками».

Но мы понимаем, что не это было целью тогдашнего монашества, не может быть оно целью и для нас, сегодняшних.

Преподобный Паисий Святогорец однажды рассказал о своем разговоре с одним американцем. Авва спросил у пришедшего: «Чего вы достигли, будучи столь великим народом?» — «Мы, — отвечает тот, — слетали на луну». — «А она далеко?» — «Полмиллиона километров», — «И сколько же вы потратили, чтобы слетать?» «На это утекли целые реки долларов» — «А что, до Бога не долетели? Бог далеко?»,ИВ1 поинтересовался отец Паисий, — «Очень далеко», — ответил американец. Щ «А мы до него на одном сухаре долетаем», — ответил авва.

«Знание естественного, — утверждает преподобный Паисий, — способствует стяжанию знания духовного. Однако, не выходя из естественного знания, человек не выходит из естества и не восходит на небо. То есть он не выходит из рая земного того сада, который орошали воды Евфрата и Тигра, он радуется прекрасной природе и животным, но не восходит в небесный рай, чтобы возрадоваться вместе с ангелами и святыми. Для того чтобы войти в небесный райский сад, необходимо иметь веру в Хозяина этого сада; чтобы возлюбить его, необходимо признать свою греховность, смириться; чтобы познать, беседовать с Ним в молитве и прославлять Его — и когда Он помогает нам, и когда Он испытывает нас».

Общежительный монастырь, должен при всех трудностях обеспечения в обители столь необходимой для духовного возрастания тишины, создать условия для созидания дороги в этот сад Хозяина, а для этого нужно приобртение монахами опыта прямого общения с Господом, понимания ими, что они в каждую минуту предстоят перед Ним. «Человек становится монахом для того, чтобы войти в дом Божий и вступить в непосредственное общение с Богом, — пишет старец Эмилиан. «Быть монахом — значит быть изгнанником, пленником, отделиться от всех и, следовательно, жить один на один с Богом».

Да, задачей игумена или духовника обители является наставление неопытного монаха. Именно они создают для него возможности для монашеского становления. Но связка учитель-ученик работает только тогда, когда не только учитель учит, но и ученик прилагает все силы для постижения преподаваемой науки. Если молодой монах не готов слышать своего отца, то до конца своих дней он останется незрелым.

Преподобный Паисий Святогорец в одной из своих бесед рассказывал: «Большинство приходит в монастыри молодыми, находит там духовных родителей и может так и остаться в детском состоянии, с детскими претензиями, тогда как, находясь в миру, они уже были бы родителями сами. Из детства они так и не выходят — не в добром смысле, а в плохом, то есть остаются инфантильными. Можно и такое увидеть: человек состарился, но если он не начал работать головой, то радуется карамельке или маечке. «А мне батюшка кофточку купил», — хвалился один старенький афонский монах и показывал теплую фуфайку, которую дал ему его старец. Ну совсем как маленький мальчик, которому мама купила пиджачок с погончиками!

Давайте будем младенцы на злое, но не по уму (см: 1 Кор. 14, 20). Иначе как в нашу жизнь войдет отвага? Как к нам придет мужество? — призывает отец Паисий, — Монах, для того чтобы преуспеть, должен размягчить ту жесткость, которая в нем есть, то есть ему надо сделать свое сердце чуть материнским. Монахине же, для того чтобы преуспеть, нужно стяжать себе немножко мужества».

Для того же, чтобы обрести такие качества, мы должны научаться закрываться от мира. Даже в той крупной обители, где, предположим, кипит миссионерская и благотворительная жизнь, где город поселяется прямо во дворе монастыря. Где паломников, по нужде и без нужды жаждущих общения, иногда больше, чем монахов.

Занимаясь делами благотворительности, миссионерства, окормляя многочисленные больницы, воинские* части и приюты, желая принести пользу нуждающимся, мы вновь забываем об умеренности, о которой говорит нам старец Эмилиан. Да и сами люди, которые вроде бы зовут нас на разнообразные беседы, порой остаются духовно неудовлетворенными общением с нами. Позвольте, если уместно, привести такое сравнение: наши предки употребляли в пищу малое число самых простых, но естественных продуктов, а мы сегодня пытаясь насытиться, с чувством тяжести выходим из-за столов, на которых рыба на самом деле не рыба, а овощи -— не овощи. Как пищевые суррогаты не дают нам насыщения, так и наши напутствия, если они не водимы Самим Духом, не дают окормляемым ни ответов на их духовные запросы, ни побуждают их внимания к трепетному слушанию.

Преподобный Паисий Святогорец говорит: «Проповедуют многие, но немногие вызывают у людей доверие к себе, поскольку их жизнь не соответствует их словам. Но монах не произносит громких проповедей, рассчитанных на то, чтобы его услышали другие. Он молча проповедует Христа своей жизнью и помогает ближнему своей молитвой. Он опытом живет Евангелие, и Благодать Божия его выдает. Так монах проповедует Евангелие способом наиболее достоверным, а это и есть то, чего жаждет мир, особенно сегодняшний. Когда монах говорит, то он выражает не просто мысль, но опыт. Однако и мысль, высказанная монахом, тоже несет в себе свет».

Отец Паисий поясняет нам: как же сделать себя достойным своих слов, как найти те слова, которые найдут отклик в сердцах: «Дело монаха — стать сосудом Святаго Духа. Он должен сделать свое сердце таким чутким, как листочек сусального золота. Все делание монаха есть любовь, и в путь свой он тоже выходит от любви к Богу, которая заключает в себе и любовь к ближнему. Монах размышляет о несчастье человечества, его сердце уязвляется болью, и он непрестанно сердечно молится о мире. Так монах милует мир молитвой. Есть монахи, помогающие людям больше, чем мог бы помочь им весь мир. К примеру, человек мирской помогает бедняку килограммом риса и парой апельсинов, да и те часто дает лишь для того, чтобы его увидели другие, которых он сам при этом еще и осуждает за скупость. Но монах творит молитву и ею, в молчании, шлет целые тонны помощи своим ближним».

Если духовного делания не происходит, то наступает обмирщение, которое, если можно так выразиться, идет с двух сторон. Со стороны мира, который не удовлетворяется нашим благовестом, но все же имеет тоску по сакральным смыслам. И который — начинает искать их не там или наделяет ими не то. Сегодня сакральный смысл придается порой самым неожиданным вещам: к примеру, плотским отношениям или машинам, модельным брендам. И нас уже не удивляет такой речевой штамп, как икона стиля. Искусствоведы тоже рассуждают о сакральном искусстве: художниках, режиссерах и их экспериментах.

С другой стороны, обмирщаются и наши обители, все более вовлекаясь в жизнь мира. Пусть и с благими намерениями вести социальную, миссионерскую работу, и рискуют при этом погружении приобрести черты мира.

Преподобный Паисий Святогорец, видевший подобные ситуации пишет: «В монашество глубоко проник мирской дух, и зло не стоит на месте. Монахи должны проявить себя монахами, а не мирянами. Мы утратили присущую прежним поколениям простоту. Молодыми монахами движет сейчас мирская логика и мирская воспитанность: они стараются не потерять свою репутацию и часто ориентируются на законы светского общества. А еще совсем немного лет назад в монашеских общежитиях можно было увидеть состояние, описываемое в «Лавсаике». Одни уходили в монастырь от божественной ревности, другие — от покаяния. Обстоятельства, приводившие их в обитель, были разными: один уходил в монастырь после смерти жены, другой поступал туда, покаявшись в прежней, мирской жизни. И бесноватых можно было встретить в монастырях: они приходили туда за помощью, молитвами отцов исцелялись, оставались там и принимали постриг. А если йогом они совершали какое-нибудь бесчинство, то в них опять входил нечистый дух. Поэтому в общежитиях были и бесноватые. Были и прельщенные, были и Христа ради юродивые, были монахи, обладавшие даром прозорливости и дарованиями исцелений. Было великое разнообразие! А сегодня не встретишь’ни прозорливца, ни чудотворца, ни бесноватых, ни юродивых ради Христа. У нас иное юродство — юродство мира сего. Во главу угла мы поставили собственную голову, и от этого повредились умом. В нас вошло много мирской логики, и эта многая логика разрушила все. И худо то, что мы этого не понимаем.

Иноки некоторых обителей, заполонив сегодня свою жизнь множеством различных удобств, делают ее тяжкой. Слишком отвлекаются на вещи, нужды в которых нет, а то духовное, чем подобает заниматься, оставляют. Если юные, приходя в монастырь, меняют мирское неспокойствие на дух светского учреждения, то покоя они не найдут. Потом, чтобы развлечься, они захотят заниматься духовным туризмом, ездить по экскурсиям. Найдется и такой, что скажет: «А мне хочется в отпуск», тогда как монаху подобает отлучаться из своей кельи с болью».

Так что же, ради затвора монахам отказаться от миссионерства? А может быть, вспомним преподобного Серафима, когда именно и с чем он вышел к людям? И вряд ли кто-нибудь оспорит, что отдача от миссии отца Паисия гораздо выше, чем от нашего порой многоделания на этом поприще.

«Монах не намечает собственной программы действий, не составляет мирских проектов миссионерской работы, — говорит авва Паисий, — он идет вперед без всякого собственного плана, и добрый Бог включает его в Свой божественный план, а если это понадобится, то Он ведомым Ему способом может послать его и на апостольский подвиг. Бог не требует от монахов, чтобы они выходили в мир и водили людей за ручку. Он хочет, чтобы монахи опытом своей личности давали людям свет и таким образом руководствовали их к вечной жизни. То есть служение монаха не в том, чтобы помогать миру, находясь в миру. Монах уходит далеко от мира не потому, что он ненавидит мир, но потому, что он любит его. Живя вдали ог мира, монах своею молитвой поможет ему в том, в чем нельзя помочь по-человечески, но одним лишь божественным вмешательством. Поэтому монах должен находиться в постоянной связи с Богом, принимать от Него сигналы и указывать людям путь к Нему».

А на вопрос до какого предела монах должен забывать о себе, помогая людям, святой Паисий отвечал: «До того, пока он видит, что людям есть от этого польза. Но если я совершенно отдамся в руки мирян, то и сам превращусь в мирского человека. Когда монах якобы для того, чтобы помочь людям мирским, делает то, что монашеству не приличествует, то людям это не помогает. К примеру, какой-то монах может стать прекрасным таксистом. П денег-то за проезд он брать не будет, и разговоры-то духовные с пассажирами он будет вести… Но это не монашеское дело. Иногда встречаешь у монахов дух мирской, а у мирских — монашеский. А поэтому Христос скажет в жизни иной: «Ты снимай-ка схиму, а ты надевай». Человек мирской, возжелав жизни монашеской, освящается. Но если монах возжелает мирской жизни, то он идет в вечную муку. <…> В том, что не приличествует монашеству, душа инока покоя не найдет. А с того мгновения, как его душа потеряла покой, он должен искать и найти причину этого».

Наши богословы-современники дают нам и конкретные рекомендации: как обезопасить монаха от мнра.

К примеру: «Не ходи повидаться со своими родственниками, не позволяй приходить им повидаться с тобой, не стремись часто бывать у них, — обращается к монахам архимандрит Эмилиан в своей книге «Трезвенная жизнь и аскетические правила». — Правилами монастыря должны быть те самые правила, которые ввели великие отцы Церкви, и те слова, которые произнес Сам Христос. <…> Монастырь не ограничивает монахов, он оставляет их свободными, потому что принимает и немощь человеческого естества. Однако монахи должны каждый раз испытывать себя перед Богом».

Однако, если проблема угрозы монастырям со стороны мирского информационного пространства или использования в нашем быгу технологических новшеств относительно нова, то вопрос о степени вовлечения обители в хозяйственную деятельность, о степени духовной безопасности этого процесса имеет долгую историю.

Для монастыря участие в общественном воспроизводстве — явление естественное и насущно необходимое. Монашеский труд — это прежде всего лекарство от праздности и способ полезного времяпрепровождения. К тому же любая обитель должна обеспечить пропитание своим монашествующим.

Даже 5000 суровых аскетов Нитрийской пустыни еще в начале V века занимались рукоделием и продавали свои изделия на рынке. В числе хозяйственных построек монастыря были пекарни, выпекавшие хлеб не только для его нужд, но и для отшельников, удалившихся во внутреннюю пустыню. Монастырские врачи и аптекари следили за здоровьем насельников обители. Слава нитрийских подвижников широко распространилась в империи и привлекла в пустыню огромное количество мирян-странников. Но ведь именно поэтому уже к середине того же века монахи постепенно покинули Нитрию в поисках молитвенного уединения. Так что такое близкое соседство пустыни с миром привело в данном случае к переносу монашеских келий.

И все же есть вопросы о том, насколько должна соотноситься хозяйственная деятельность с реальными потребностями монастыря. Чтобы труд был монаху во благо, чтобы обитель кормила себя и могла все-таки кому-то помочь, но при этом не превращалась ни в сугубо экономическое образование, ни была сметена желающими получить от нее материальную выгоду или, чтобы обитель не потонула в хозяйственной разрухе. Такие вопросы вставали перед монашествующими испокон века.

Да и перипетии государственного вмешательства в жизнь русских обителей приводили то к экономическому расцвету монастырей, то к их упадку. Поэтому у русского монашества накоплен немалый опыт как выживания в нищете и подполье, так и опыт финансового благополучия.

Вспомним один из самых ярких церковных споров на имущественную тему двух русских святых преподобных Нила Сорского и Иосифа Волоцкого.

В начале XVI века великий князь московский, который стремился создать постоянно действующее войско для защиты своих границ, раздал в поместья служилым людям из Москвы обширные земельные владения в Новгородской земле, ранее принадлежавшие митрополиту и богатейшим монастырям. Новгородский архиепископ Феофил, последний владыка, избранный самими новгородцами, решительно протестовал против этого, но в 1480 г. он был смещен с кафедры, а все церковные и монастырские владения были тщательно описаны в 1490-1491 гг. московским подьячими. В 1499-1500 гг. была проведена новая конфискация церковных и монастырских земель в пользу государства. Причем пострадали и бедные монастыри.

На Церковном соборе 1503 г. был поднят вопрос о том, следует ли монастырям владеть селами. Именно он и разделил приверженцев Нила Сорского и Иосифа Волоцкого. Аскет Нил Сорский высказывался против монастырских владений и личной собственности монашествующих. Однако взгляды Иосифа Волоцкого нашли преимущественную поддержку. Он доказывал, что имения позволяют монастырю помогать бедным, спасают от голода. Также, «если у монастырей не будет сел, — утверждал Иосиф, — то как честному (знатному) и благородному человеку постричься в монахи; если же не будет честных старцев в монастырях, то откуда взять на митрополию, или архиепископа, или епископа и на всякие честные (почетные) власти? А не будет честных старцев и благородных, то и вере будет поколебание».

Как показал нам Господь, и тот и другой спорщик вошли в число Его угодников в чине преподобных. Поскольку ни владение имуществом, ни отсутствие такового не решают вопросов спасения.

Именно об этом предупреждает нас Священное Писание: «Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют и где воры подкопывают и крадут» (Мф. 6,19).

Спасение монаха, как и любого другого человека, зависит не от богатства, а от пристрастия к нему. Хотя такую привязанность может испытывать нищий. И раздавший сокровища богач, может поскользнуться на привязанности к тому малому, что у него осталось.

Преподобный Паисий Святогорец рассказывал: «К сожалению, торгашеский дух потихоньку проникает в монашество до самого мозга костей. Ко мне в каливу зашел как-то один монах. Я плел четки. «Ты, — сказал он мне, — такие четки на тридцать три узелка раздаешь в благословение. А я одну такую четку могу продать даже и за пятьсот драхм! И я с ними, как ты, не рассусоливаю: как только заканчиваю узелки, обрезаю края и немного схватываю их между собой, чтобы понапрасну не расходовать шерсть. И сутаж, который остается от крестов, у меня тоже в дело идет подшиваю и его. И бусинок не использую. Прибыли у меня выходит побольше твоего!» — «Слушай, — ответил я, — да как же тебе не стыдно! Разве ты не понимаешь, что в тебя вселился торгашеский дух? Я с 1950 года монах, но такое слышу впервые!»

Приводит он и другой случай: «Один мой знакомый посетил некую обитель, а потом рассказывал: «Да там настоящее ателье! А матушка-игумения что за диво! Торгуй она пуговицами в Монастыраки в Афинах, так вот была бы на своем месте! Уж такая у нее в этих делах хватка!» То есть монастырь — это ателье. Потом он превращается в фабрику, потом в супермаркет, а потом в ярмарку! Несчастные мирские люди хотят от нас, монахов, чего-то высшего. Но для того, чтобы достичь высшего, нам должно избегать всякого человеческого утешения. <…> Монастыри имеют духовное предназначение. В них не должно быть начала мирского, но лишь духовное, чтобы они преисполняли человеческие души райскими сладостями. Ну куда нам соревноваться с мирянами в мирском! Ведь как ни возьми, у них все равно возможностей побольше нашего. Если же монашеская обитель живет духовно, то знаете, как она заставляет мир задуматься! Когда присутствует благоговение, страх Божий, когда нет ни мирской логики, ни торгашеского духа, это умиляет мирян», — говорит авва Паисий. И именно такая, обустраиваемая в наших обителях жизнь, и должна отвечать на все вопросы о том, какая социальная работа должна проводиться в монастырях».

Бедность, посылаемая некой обители во испытание, также может быть и добрым уроком, и камнем преткновения при ропоте, при желаниях большего. Главное в такой ситуации не оставлять своего главного монашеского делания — молитвы и не предаваться расслабленности и лени.

«Труд, — утверждает еще один святогорец, архимандрит Елисей, игумен монастыря Симонопетра, — занимает очень важное место в жизни монаха, но он не важнее таких монашеских принципов, как отречение от мира и безмолвие. Было бы хорошо, если и в современных монастырях труд оставался бы лишь поделием, второстепенным делом. Таково было отношение к послушаниям в православных монастырях, и старец Эмилиан желал, чтобы это соблюдали и мы. В уставе женского монастыря Ормилия он писал: «Трудиться нужно умеренно, занимаясь такими работами, которые, по возможности, не создают шума, не способствуют развлечению и не нарушают единства сестринства. При этом работать должно ответственно, с усердием делая то, что в твоих силах. Необходимо соразмерять труд с физическими и душевными силами насельниц, учитывать их духовные нужды и способности».

Сегодня, когда почти все работы механизированы, благочинные и старшие по послушаниям должны внимательно следить за тем, чтобы из-за индивидуализации труда не разбивалось единство жизни братии. Важно, чтобы во время монастырских трудов сохранялась внутренняя собранность и чувство общего предстояния пред Господом, благодаря чему монахи и на послушаниях остаются такими же беспопечительными, спокойными и радостными пред Богом, какими бывают в храме.

Сохранение на послушаниях истинно монашеского духа зависит не только от старших братьев, но и от всех насельников. Иногда бывает, что сами братья настолько привязываются к своему послушанию, что уже не мыслят себя без этого дела. Они даже не позволяют никому постороннему вмешиваться в их работу. Истинный монах, напротив, должен исполнять послушание без пристрастия, хотя и по совести. И потому на Святой Горе есть мудрая традиция, которая, правда, не всегда соблюдается в полной мере. По этой традиции ежегодно каждого монаха, если возможно, назначают на новое послушание, для того чтобы он мог избежать пристрастия к своему делу».

И тогда, вслед за апостолом Павлом мы могли бы сказать: «Великое приобретение — быть благочестивым и довольным. Ибо мы ничего не принесли в мир; явно, что ничего не можем и вынести из него. Имея пропитание и одежду, будем довольны тем. А желающие обогащаться впадают в искушение и в сеть и во многие безрассудные и вредные похоти, которые погружают людей в бедствие и пагубу. Ибо корень всех зол есть сребролюбие, которому предавшись, некоторые уклонились от веры и сами себя подвергли многим скорбям» (1 Тим. 6, 6-10).

Сегодня мы рассмотрели те риски, которые могут стать угрозой жизни для современной обители. И, надеюсь, в словах наших духовных отцов узнали применяемые в жизни наших обителей рецепты созидания многотрудного монашеского подвига. «Все это многотрудный подвиг, — напоминает нам Святейший Патриарх в одной из своих проповедей, — но подвиг, доступный современному человеку. Без этого подвига монашествующий остается мирянином, одетым в монашеские одежды. С такими мирянами я, к сожалению, очень часто сталкивался. Одет по-монашески он или она, но человек совершенно не монастырский. Преодолевать это тяготение и искушение мира — это и есть сердцевина монашеского делания. Весь мир сегодня жаждет свидетельства о Боге и смотрит на монастыри с надеждой, желая увидеть в монахах подлинных подвижников, своей жизнь свидетельствующих о Христе».

 

XXV Международные Рождественские образовательные Чтения Направление «Древние монашеские традиции в условиях современности»

 Секция 1 «За Христа пострадавшие:значение опыта новомучеников и исповедников Церкви Русской для современного монашества»

Москва, 26 января 2017 г.

Доклад «Святые и подвижники благочестия в истории Русской Церкви XX века»

Епископ Лидский и Сморгонский Порфирий, Председатель Синодального отдела по делам монастырей и монашеству Белорусского Экзархат

Ваши Высокопреосвященства, Преосвященства, досточтимые отцы игумены, матушки игумении, братия и сестры!

Тема, которая заявлена в названии моего доклада, весьма обширна, но я постараюсь в пределах времени, определенного регламентом собрания, лаконично дать ответ на вопрос: каким образом, под каким углом история святости людей праведных пересекалась с историей Русской Православной Церкви в XX веке с историей нашего народа.

Во все времена в лоне Церкви появляются подвижники, достигшие совершенства в Духе Святом. В священной истории Ветхого Завета на примере еврейского народа мы видим, что Господь посылал народу своих праведников и пророков особенно тогда, когда наступали тяжелые времена, чтобы люди, видя добродетельную жизнь посланников Божиих, отходили от греха и укреплялись в вере. XX век в истории нашего Отечества был отмечен жестокими гонениями на Церковь Христову, и в этом же XX веке в нашей Церкви был явлен сонм святых и подвижников благочестия — людей большого мужества и самопожертвования, которые с помощью Божией, несмотря ни на какие препятствия, шли к Свету, одерживали победу над грехом и преображали не только свою душу, но, во многом, и свое время, свою страну, стойко исповедовали свою веру, являлись носителями и выразителями церковного предания и подлинной христианской жизни.

Первосвятители и архипастыри, пресвитеры и диаконы, монашествующие и миряне щ вся полнота Русской Православной Церкви представлена в лике святых и подвижников благочестия в истории нашей Церкви в XX веке. Обратимся к их жизнеописаниям.

В 1917 году поставляется Божией рукой на Патриарший престол Первосвятитель Тихон, чтобы взойти на свою Голгофу и стать святым Патриархом-мучеником. Он был первым Патриархом Русской Церкви после 217-летнего перерыва. По этому поводу сам Патриарх Тихон писал следующее: «Правда, патриаршество восстанавливается на Руси в грозные дни, среди огня и орудийной смертоносной пальбы. Вероятно, и само оно принуждено будет не раз прибегать к мерам запрещения для вразумления непокорных и для восстановления порядка церковного. Но как в древности пророку Илии явился Господь не в буре, не в трусе, не в огне, а в прохладе, в веянии тихого ветерка, так и ныне на наши малодушные укоры: «Господи, сыны Российские оставили завет Твой, разрушили Твои жертвенники, стреляли по храмовым и кремлевским святыням, избивали священников Твоих», — слышится тихое веяние словес Твоих: «Еще семь тысящ мужей не преклонили колена пред современным ваалом и не изменили Богу истинному». И Господь как бы говорит мне так: «Иди и разыщи тех, ради коих еще пока стоит и держится Русская земля. Но не оставляй и заблудших овец, обреченных на погибель, на заклание, овец, поистине жалких»1.

В январе 1918 года в московской газете «Фонарь» журналист Коровин рассказывал о том, как брал интервью у Патриарха Тихона.

— Ваше Святейшество, — спросил он, — в лекции комиссара по вероисповедательным делам Шпицберга было сказано, что после свержения царя и буржуазии предстоит последний поход — против Бога. <.. .>

Патриарх пожал плечами… и пророчески сказал:

— Не так легко свергнуть Царя Небесного, как царя земного.

Несмотря на то, что епископство в те времена, как и в древние времена при гонениях, сулило голгофские страдания, в Русской Православной Церкви находились мужественные души, которые сознательно и осмысленно на это шли.

Вскоре после прихода к власти большевиков, в январе 1918 года, был издан Декрет об отделении Церкви от государства, который, среди прочих мер, лишал Церковь прав юридического лица и предусматривал конфискацию всего церковного имущества. Финансирование из казны всех церковных учреждений, в том числе и Учебного Комитета при Священном Синоде, прекратилось. В 1918 году Учебный Комитет был закрыт, и Петр Федорович Поляиский прибыл в Москву, где принял участие в деяниях Поместного Собора, состоя в его секретариате. В 1920 году Патриарх Московский и всея России Тихон предложил священномученику Петру принять постриг, священство и епископство и стать ему помощником в делах церковного управления. Предложение это было сделано в пору кровавых гонений на Церковь, когда замучены были уже многие священнослужители и более десяти архиереев. И священномученик Петр отнесся к призыву Первосвятителя как к призыву свыше, от Бога. Поведав брату и родным о предложении Святейшего Патриарха, он сказал: «Я не могу отказаться. Если я откажусь, то я буду предателем Церкви, но когда соглашусь, — я знаю, я подпишу сам себе смертный приговор». Так, в 58-летнем возрасте он выбрал стезю, которая, по его же словам, оказавшимися пророческими, возвела его на Голгофу. «Русская церковная история, — писал он, — едва ли знает такое исключительно трудное время для управления Церковью, как время в годы настоящей революции»4. Его деятельность вызывала крайнее недовольство гонителей Церкви. В ГПУ был выработан план по устранению Митрополита Петра и учинению нового раскола.

25 марта 1944 года митрополит Алексей (Симанский) был вызван в Совет по делам Русской Православной Церкви для беседы по поводу деятельности архиепископа Луки (Войно-Ясенецкого). Архиепископ  Лука привлекал к служению по частным домам заштатное духовенство, активизировал проповедническую деятельность, что вызывало острое недовольство Совета. О своей деятельности он скажет: «При виде кощунственных карнавалов и издевательств над Господом нашим Иисусом Христом мое сердце громко кричало: «Не могу молчать!» И я чувствовал, что мой долг — защищать проповедью оскорбляемого Спасителя нашего и восхвалять Его безмерное милосердие к роду человеческому»5.

Свое важное место в жизни нашей Церкви в ХХ занимало монашество. Практически все обители были закрыты, однако большинство монашествующих остались верными своим монашеским обетам. Некоторые монашествующие были причастны к судьбоносным событиям в жизни Церкви.

Преподобный Алексей Зосимовский был насельником и духовником Смоленской Зосимовой пустыни, располагавшейся недалеко от Троице-Сергиевой Лавры. Старчество стало главным делом его монашеской жизни. За советом к нему приезжали государственные деятели, епископы и архимандриты, священники и простые монахи, военные, врачи, чиновники, учителя, профессора и студенты, рабочие и крестьяне. Через подвижника и затворника старца Алексия Зосимовского, который из послушания участвовал в Поместном соборе, была открыта воля Божия русскому народу относительно кандидатуры новоизбранного патриарха. Описывается это так: «Из алтаря вышел старец о. Алексий в черной монашеской мантии, подошел к иконе Богоматери и начал молиться, кладя земные поклоны.<…> Молился старец долго. Затем встал с колен, вынул из ковчега записку и передал ее митрополиту. Тот прочел и передал протодиакону. И вот протодиакон своим знаменитым на всю Москву могучим басом медленно начал провозглашать многолетие. Напряжение в храме достигло высшей точки. «Патриарху Московскому и всея России Тихону!»— раздалось на весь храм, и хор грянул многолетие»6.

Незадолго до революции, летом 1909 года в Сергиевой Лавре состоялся монашеский съезд, и старец Алексий был среди его участников. Его голос имел там большое значение, с его духовным опытом считались, и все с почтением прислушивались к его словам. Много внимания съезд уделил вопросам старчества. Вот что написал иеромонах Серафим (Звездинский) об этом событии: «Много утешения получил на монашеском съезде, беседуя со многими преподобными старцами. На съезде особенно властно, горячо, убежденно говорил отец Алексий Зосимовский, большая часть постановлений была сделана прямо-таки под его непосредственным влиянием. Блаженны очи мои, видевшие сие, и уши, слышавшие мудрые, глубокие речи старцев»7.

В июле 1930 года Рязанский отдел ОГПУ сообщил своему руководству в Москве, что в селе «Срезнево Шиловского района 11 июня по случаю престольного праздника имел место массовый наплыв богомольцев — всего около восьми тысяч человек. Такое большое скопление, как выяснено, объясняется тем, что в селе Срезнево служит в качестве священника некто Филарет. <…> Окружным отделом ОГПУ принят ряд срочных мер к парализации деятельности Филарета»8. Так рапортовали своему начальству сотрудники Рязанского ОГПУ об иеромонахе Филарете (Пряхине), впоследствии преподобномученике, насельнике Спасской Пронской Пустыни, который, несмотря на закрытие монастыря, хранил монастырский обычай: со списком чудотворной иконы Божией Матери «Споручницы грешных» ходил по селам. А на приходе, где он служил, был установлен день празднования этой иконы, когда туда стекалось до восьми тысяч богомольцев9.

Священнический и диаконский чин в годы гонений на Церковь представлен замечательными священниками и диаконами, неутомимыми тружениками и исповедниками.

Великим утешением и духовной поддержкой в первой половине XX века для москвичей и не только стал протоиерей Алексей Мечев, настоятель храма святителя Николая в Кленниках. Батюшка имел благодатный дар прозорливости, многим оказывал молитвенную помощь, предстательствуя за них перед Господом и принося избавление от трудностей и бед, за что неоднократно его вызывали на собеседование в ГПУ, запрещали принимать народ.

Когда умерла жена отца Алексия, и он пребывал в глубокой печали, его посетил отец Иоанн Кронштадтский. На вопрос отца Алексия: «Вы пришли разделить со мной мое горе?» — отец Иоанн ответил: «Не горе твое я пришел разделить, а радость: тебя посещает Господь, будь с народом, войди в чужое горе, возьми его на себя — и тогда увидишь, что твое несчастье мало, незначительно в сравнении с общим горем, и легче тебе станет». По выражению одного из духовных чад отца Алексия, «верным » несменяемым стражем стал он у скорбного сердца человеческого» в это трудное для всех время40.

Протодиакон Николай Тохтуев, впоследствии священомученик, на предложение сотрудничать с органами НКВД дал письменный ответ, в котором между прочим написал: «Что вы от меня требуете, то я сделать не могу , — Это мое последнее и окончательное решение. Большинство из нас идет на такое решение, чтобы спасти себя, а ближнего своего погубить, — мне же такая жизнь не нужна. Я хочу быть чистым перед Богом и людьми, ибо, когда совесть чиста, то человек бывает спокойный, а когда не чиста, то он не может нигде найти себе покоя»11.

Многие благочестивые миряне, преодолевая страх смерти, проявили себя в те тяжелые времена, как верные чада Православной Церкви, ревностно отстаивая право верующих исповедовать свою веру.

В день выборов в Верховный Совет 12 декабря 1937 года Иван Алексеевич Чернов, благочестивый мирянин, а впоследствии мученик, придя на избирательный участок, вместе с бюллетенем опустил в урну письмо на имя кандидата в депутаты от их района, в котором между прочим было написано следующее: «Мы, граждане, Советской республики, считаем себя свободными гражданами по сталинской конституции. Можем свободно выявлять свои нужды от лица верующих в Бога и Святую Церковь. Посодействуйте за нас, дайте нам молиться Богу за весь мир и за Вас, чтобы нам под Вашим руководством проводить тихую жизнь и ходить в церковь молиться Богу, где мы ощущаем отраду души. <…> Вот что нам дороже всего земного богатства, все на земле временно, а за гробом вечно»12.

За это письмо Иван Чернов был приговорен к пяти годам заключения в исправительно — трудовом лагере, прибыв куда он скончался от голода в лазарете.

История Русской Православной Церкви XX века и нашей страны очень поучительна. Сегодня собрано, обработано и систематизировано огромное количество свидетельств о том, через что прошла наша Церковь в XX веке. В каждом событии, в каждом жизнеописании того или иного новомученика или исповедника засвидетельствована определенная истина, определенный урок, имеющий большое значение для нас сегодня. История их святости в истории нашей Церкви XX века подобна несокрушимому фундаменту, который возвел глава Церкви — Христос для того, чтобы Церковь выстояла, несмотря на огненные испытания. «Благословением праведных возвышается город, а устами нечестивых разрушается», — говорится в книге Притчей (Притч. 11:11).

На протяжении всей истории человечества идет непрерывная борьба за человеческие души в разных масштабах и на разных полях боя: от личной жизни человека до таких государственных систем, при которых ведется контроль над всеми сферами жизни общества, и все, что связано с Богом и Его Святой Церковью, целенаправленно вытесняется. Эпоха мученичества, исповедания веры и верности Христу начинается тогда когда м1р сей открыто начинает воевать против Христа и Его Церкви.

Грубое давление, тюремное заключение, угрозы смерти, массовые репрессии, изощренные действия, направленные на раскол Церкви, стремление к полному ее уничтожению, периоды затишья и новые гонения… Русская Православная Церковь должна была выстоять в условиях все более ожесточающихся преследований. И она выстояла. Святые и подвижники благочестия Русской Православной Церкви XX века, известные нам и не известные, имена которых знает один Господь, которые противостояли безбожному засилию, каждый на своем месте, добросовестно и со страхом Божиим совершая свое служение, явили необычайное мужество, мудрость, выносливость и стойкость в вере, тем самым засвидетельствовав непреложную евангельскую истину: Церковь Христова — не от мира сего, а Главой ее является сам Господь, который сказал: «создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее» (Мф. 16:18).

  • Житие святителя Тихона (Белавина), Патриарха Московского и всея Руси // Монастырский хронограф [Электронный ресурс]. Режим доступа: http:// monasterium.by/biblioteka/pateriki/soborbeloruskikh/svyatiteltikhonpatriarkhmoskovskiyivseyarossii-1925-/ Дата доступа: 22.01.2017.
  • Интервью с Патриархом Тихоном: «Не так легко свергнуть Царя Небесного, как царя земного» // Православие и мир [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.pravmir/ru/intervyupatriarhxomtihonomnetaklegkosvergnutcaryanebesnogokfkcaryazemnogo/ Дата доступа: 22.01.2017.
  • Священномученик Петр (Полянский) // Православная энциклопедия «Азбука веры» [Электронный ресурс]. Режим доступа: https://аzbука.rи/оtесhnik/Реtr_ Роlуаnskii/ Дата доступа: 22.01.2017.
  • Священномученик Петр, митрополит Крутицкий, местоблюститель патриаршего престола // Православие.ру [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://days.pravoslavie.ru/Life/lafehtm/ Дата доступа: 22.01.2017
  • Житие священноисповедника Луки, архиепископа Симферопольского и Крымского. Святитель-хирург // Православие и мир [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://ru/library/readbook/2291/ Дата доступа: 22.01.2017.
  • Русская Православная Церковь. XX век. М., 2015, с. 87.
  • Иеросхимонах Алексий (Соловьев) Древо. Открытая православная энциклопедия [Электронный ресурс]. Режим доступа:https://drevo-info.ru/articles/2992.htm / Дата доступа: 22.01.2017.
  • Жития новомучеников и исповедников российских XX века. Февраль. Сост. игум. Дамаскин (Орловский). Тверь, 2005, с. 395.
  • Там же.
  • Святой праведный Алексей Московский // Православие.ру [Электронный ресурс]. Режим доступа: http:// www.pravoslavie.ru/54415.html / Дата доступа: 22.01.2017
  • Жития новомучеников и исповедников российских XX века. Май. Сост. игум. Дамаскин (Орловский). Тверь, 2007, с. 47.
  • Жития новомучеников и исповедников российских XX века. Май. Сост. игум. Дамаскин (Орловский). Тверь, 2006, с. 260.

 

Архимандрит Алексий (Поликарпов), наместник Данилова ставропигиапь- ного мужского монастыря Москвы

«Светильники духа» — служение духовного наставничества монашествующих в годы гонений на Церковь в XX веке

Ваши Высокопреосвященства и Преосвященства, досточтимые отцы игу­мены и матушки игумении, братия и сестры!

Ввиду того, что тема моего выступления: «»Светильники духа» — служе­ние духовного наставничества монашествующих в годы гонений на Церковь в XX веке» слишком обширна, я полагаю ограничить ее рассказом о духов­ном наставничестве некоторых из братии Данилова монастыря в 1920-1930-е годы и даже в послевоенное время.

Данилов ставропигиальный мужской монастырь — старейший в Москве. За свою более чем семисотлетнюю историю он пережил годы взлета и забве­ния, разрухи и возрождения.

Именно Данилову монастырю в годы страшных богоборческих гонений было суждено сыграть важнейшую роль в истории Русской Православной Церкви. Это было, несомненно, связано с тем, что 1 мая 1917 года настояте­лем Данилова был назначен епископ (с 1923 года архиепископ) Волоколам­ский Феодор (Поздеевский). По воспоминаниям современников, это был монах строгой, по-настоящему аскетичной жизни, вызывающий у хорошо его знавших людей глубокое уважение и любовь. До назначения в Данилов на протяжении восьми лет, с 1909-го по 1917 год, владыка Феодор был ректо­ром Московской Духовной Академии. Одной из главных своих задач он счи­тал привлечение в монастырь ученой братии и создание иноческого братства монахов-подвижников, подлинных защитников Православия, способных противостоять натиску всевозможных «революционных» и «реформатор­ских» течений в Церкви. Вслед за учителем в Данилов пришли многие его бывшие студенты, помощники и единомышленники. Здесь нашли пристани­ще многие архиереи, лишенные властями своих кафедр.

С самого начала своего существования новая власть в России занялась насаждением воинствующего безбожия. Уже с августа 1918 года было раз­вернуто полномасштабное наступление на московские монастыри [2]. Когда в двадцатые годы обновленчество с помощью властей захватило большую часть храмов, верующий народ перестал в них ходить — они пустовали [3]. В то же время храмы Данилова монастыря всегда были полны народа. Именно в эти годы жизнь в Данилове достигла необычайной духовной высоты. Мо­настырь стал центром духовной жизни столицы, да и всей православной Ру­си. Верующие шли сюда помолиться на уставной монастырской службе, ис­поведоваться у опытных духовников, получить духовную поддержку, утеше­ние и совет. Даниловская братия славилась своими духовниками, этими «све­тильниками духа», не давшими угаснуть пламени веры среди моря воин­ствующего атеизма, внедряемого безбожной властью в умы людей, особенно молодежи.

Самые известные из даниловских духовников — преподобный Георгий (Лавров); архимандрит Симеон (Холмогоров); архимандрит Поликарп (Соло­вьев); архимандрит Стефан (Сафонов); архимандрит Серафим (в схиме Да­ниил, Климков); иеромонах Павел (Троицкий). О них известно главным обра­зам благодаря воспоминаниям их духовных чад, а также из следственных дел

1920-1930-х годов, которые в наши дни стали доступны для исследователей.

С первых лет восстановления Данилова монастыря братия и сотрудники ра­ботают в архивах, стараясь по крупицам восстановить историю обители и ее насельников. Многочисленные публикации об их исследованиях можно найти в различных выпусках монастырского альманаха «Даниловский благовестник».

***

Одним из самых любимых даниловских батюшек тех лет был архиманд­рит (ныне преподобноисповедник) Георгий (Лавров), который почитался как московский старец. Постриженик Оптиной Путыни, в 1915-1918 годах он был последним перед закрытием настоятелем Мещовского Георгиевского монастыря Калужской губернии. В 1918 году он был арестован и приговорен к расстрелу. Чудесным образом спасся. Находясь в заключении в Таганской тюрьме в Москве, освоил основные медицинские навыки и помогал другим арестованным как санитар, а главное — тайно исповедовал заключенных.

В это же время в Таганской тюрьме находились многие архиереи, напри­мер, митрополит Кирилл (Смирнов), настоятель Данилова монастыря епи­скоп Феодор (Поздеевский) и другие. Митрополит Кирилл, увидев в отце Ге­оргии явный дар Божий к утешению страждущих, благословил его на старче­ство. Владыка Феодор после своего освобождения в 1922 году взял его «на поруки» в Данилов монастырь. Отец Георгий по послушанию принимал ис­поведи прихожан. Слух о нем быстро облетел всю Москву. В будни в ма­ленькой церковке на первом этаже храма Святых Отцов Семи Вселенских соборов, а в праздники — в Троицком соборе, около раки с мощами препо­добного князя Даниила Московского, он принимал «скорбный московский люд, текущий рекой в заветный уголок утешения» [4].

По воспоминаниям монахини Екатерины (в миру Елены Владимировной Чичериной), отец Георгий «имел дар утешения и прозорливости. К каждому человеку у него был особый подход. Он как бы видел указываемый Богом жизненный путь человека и направлял его на этот путь. Многие, приходя к нему в беспросветной скорби, уходили облегченными. Часто можно было слышать: «От батюшки выйдешь — как на крыльях полетишь…» Помнится, в юности придешь к нему с огромным списком грехов, недоумений, вопросов. Все это смешано, неясно для самой себя. Смотришь, после первого же раз­решенного греха или недоумения в списке уже почти ничего не остается, как- то сразу несколькими словами он ликвидируется, и вся эта длинная хартия становится ни к чему. И так станет легко и беззаботно, да батюшка и скажет, бывало: «У тебя, деточка, все хорошо». И вполне и надолго успокоишься, и порхаешь себе пташечкой…» [5].

У отца Георгия окормлялись и монашествующие, и миряне — простой народ и интеллигенция. На каждой службе к нему на исповедь стояла боль­шая очередь. Особенно много внимания он уделял молодежи. «Путь человека складывается смолоду, и потом трудно его изменить», — говорил отец Геор­гий. Из числа духовных его детей вышли ряд видные деятелей науки и куль­туры. Батюшка привлекал к себе людей своим добрым и простым отношени­ем ко всем, душевной теплотой, умением утешать в скорбях и жизненных невзгодах. Он умел проникать в самое сердце человека и направлять его на доброе устроение всей жизни.

Агроном Игорь Константинович Фортунатов, духовный сын батюшки, позже сам прошедший за веру тюрьмы и лагеря, писал в своих воспоминани­ях, что «отец Георгий учил внимательно относиться к людям и усердно ис­полнять свои семейные и служебные обязанности. Он требовал от духовных детей постоянства в вере и ежедневной молитвы, пусть краткой по необхо­димости, но внимательной и искренней, и доказательства веры добрыми де­лами. Всегда говорил, что нужно и можно быть подвижником в повседнев­ной жизни. Батюшка советовал жить трудовой, размеренной, мирной и бла­гочестивой жизнью. Не поощрял пустой болтовни о религии за увеселитель­ным чаем и говорил, что веру нужно утверждать в себе, в семье и в окружа­ющих постоянными добрыми делами, соединенными с молитвою» [6].

В 1928 году, еще до окончательного закрытия монастыря, архимандрит Георгий был вновь арестован. Обвинили его в том, что он якобы «играл роль «старца» в черносотенном Даниловом монастыре». Сообщалось, что «обслу­живаемый им контингент состоял главным образом из интеллигентов, быв­ших людей, торгашей и т. д.», а также о том, что количество «духовных де­тей» Георгия Лаврова достигало тысячи человек, причем они собирались у него большими массами, до трехсот человек и Лавров вел среди них антисо­ветскую пропаганду» [7].

Архимандрит Георгий был выслан в Казахстан сроком на три года. За ним последовали некоторые его духовные чада. Чтобы облегчить батюшке тяготы ссылки, его навещали московские чада, хотя путь был не близок и опасен. В тяжелых условиях отец Георгий заболел раком гортани и, возвращаясь из ссылки, скончался в тяжелых мучениях в Нижнем Новгороде 21 июня/4 июля 1932 года.

Духовные семена, посеянные отцом Георгием в душах своих пасомых, принесли обильные плоды. И после смерти батюшки его чада держались вместе, стараясь друг друга поддерживать. Через полгода многие из них бы­ли арестованы и высланы из Москвы, но даже эти испытания не поколебали их веры, не заставили отойти от Церкви. Преподобный Георгий воспитал по- настоящему верующих православных людей, стойких воинов Христовых.

В 2000 году архимандрит Георгий был причислен Архиерейским Собором к лику святых. Святые мощи преподобноисповедника Георгия почивают в Покровском храме Данилова монастыря.

Трагична судьба еще одного Даниловского исповедника, архимандрита Симеона (Холмогорова), духовного друга и соученика по Казанской духов­ной академии владыки Феодора. В 1906 году отец Симеон был назначен на должность ректора Тамбовской Духовной семинарии, а 7 апреля 1907 года был тяжело ранен одним из взбунтовавшихся семинаристов. Пуля попала о. Симеону в поясной позвонок, вследствие чего нижняя часть тела осталась парализованной. Долгое время отец Симеон мог только лежать. Впослед­ствии его поднимали, сажали в кресло и возили в церковь. Однако всякое движение было сопряжено с мучительными болями, которые не покидали его всю остальную жизнь. Когда в 1917 году архиепископ Феодор был назначен настоятелем Данилова монастыря, отец Симеон последовал за ним.

Архимандрит Симеон пользовался всеобщей симпатией и уважением бо­гомольцев. Трудно было определить, что являлось причиной этого, но со­вершенно бесспорно было то, что расположение к нему рождалось как-то са­мопроизвольно, с первого взгляда, — вспоминал прихожанин Данилова мона­стыря того времени Михаил Михайлович Макаров.

Сохранились воспоминания его духовной дочери, игумении Иулиании, о том, как отец Симеон принимал исповедников.

«Вся обстановка исповеди и самая исповедь у батюшки была особенная. Когда вы приходили, он надевал, лежа на своей кровати, епитрахиль и тушил электричество. Вы становились, по обычаю монастырскому, на колени у его кровати. Горела одна лампадка в киоте. Отец Симеон читал молитвы перед исповедью всегда наизусть, и начиналась исповедь с того, что он перечислял все те грехи, которыми он был грешен перед вами как духовник, и просил прощения. Потом он обычно сам начинал спрашивать, но спрашивал так, что вы, конечно, во всем были грешны. Батюшка не спрашивал никогда, как мно­гие другие духовники и старцы: «Не оклеветали ли кого-нибудь?» А спраши­вал: «Не обидели ли кого-нибудь, хотя бы выражением своего лица». Не спрашивал: «Не лгали ли?» А ставил вопрос так: «Не прибавили ли, когда го­ворили, или в свою пользу, или чтобы было интереснее?» Если вы были больны, не спрашивал: «Не роптали ли на Бога?» А: «Вы были больны? А Бога благодарили?» Всё перечислить нет возможности.

В конце исповеди у вас оказывалось такое множество грехов, что все ва­ше самомнение, какое у вас было, исчезало, и вы вдруг вспоминали еще куда больше своих грехов, чем перечислил батюшка» [8].

Одно из требований отца Симеона своим духовным чадам заключалось в том, чтобы никогда и ни в чем не было елейности: чтобы не было никаких разговоров о чудесах, если они случались или с ним, или с кем-либо из них, и вообще, чтобы не было никаких попыток показать свою якобы праведность [9]. Келейник отца Симеона, Михаил (Карелин), отмечал, что отец Симеон всегда был снисходителен к человеческим немощам, считая, что человек — одно, а немощи его — другое. Он мог в самой незначительной мелочи про­явить большую любовь к человеку [10].

29 декабря 1936 года отец Симеон был арестован. В сентябре 1937 года осужден как «руководитель подпольной к/р организации церковников и мо­нашества «Иноческое братство князя Даниила»». По материалам дела, он был расстрелян 9 сентября 1937 года во Владимирской тюрьме, но есть подозре­ние, что он умер в тюрьме задолго до этого.

***

Сохранились воспоминания еще об одном даниловском духовнике, пре­данном ученике епископа Феодора (Поздеевского) в Московской Духовной Академии — архимандрите Поликарпе (Соловьеве).

После того как в 1917 году владыка стал настоятелем Данилова за ним в монастырь перешел и отец Поликарп, который некоторое время был иероди­аконом в Оптиной Пустыни. С 1920-го по 1927 год он был фактически наместником Данилова монастыря, так как владыка Феодор, начиная с 1920 года, почти постоянно находился под арестом или в ссылках и назначал наместников из числа братии.

Отец Поликарп был необыкновенно добрым человеком. Он выделялся среди братии особенной сдержанностью, скромностью, молчаливостью, со­средоточенностью. Казалось, что он постоянно молится про себя. Его духов­ные дарования сочетались с блестящей богословской образованностью. Бра­тия и прихожане монастыря уважали и любили его. «Это была светлая лич­ность, — вспоминал об отце Поликарпе архимандрит Даниил (Сарычев; 1*2004), бывший в те годы послушником и регентом в Данилове. — Кротость — необыкновенная, никогда никому вслух замечаний не делал. Заметит оплош­ность, подзовет человека и кротко с ним поговорит. И человек исправляет­ся».

Каким отец Поликарп был духовником — мы узнаем из воспоминаний Михаила Ивановича Макарова: «Отец Поликарп обладал особым даром со­вершения исповеди. Те, кого он исповедовал, говорили, что у него необыкно­венно легко исповедоваться, хотя он часто накладывал на исповедующихся епитимии. Но неоднократно приходилось слышать, что его духовные дети освобождались от закоренелых тяжких грехов и греховных привычек и, рас­каявшись в них, никогда уже к ним не возвращались. Такова была благодат­ная сила совершения им исповеди и его молитв за духовных детей» [11].

Архимандрит Поликарп был в те годы духовником даниловской братии, сам же он был духовным чадом владыки Феодора (Поздеевского). На всех, кто был знаком с отцом Поликарпом, он производил неизгладимое впечатле­ние. О том, какое влияние оказывал отец Поликарп как монах, как духовный руководитель на окружающих, какую светлую память оставил он о себе в душах людей, причем на долгие годы, можно судить еще о одному рассказу Михаила Макарова:

«Как-то после войны, году в 1946-м, я случайно встретился с Анатолием, бывшим монастырским звонарем-любителем. В разговоре вспомнили о Да- ниловом монастыре, закрытом в 1930 году. На мой вопрос, известно ли что- либо об отце Поликарпе, Анатолий отвечал:

  • Мне ничего не известно. Я ведь как поступил в МГУ, так навсегда ото­шел от монастыря.

Потом Анатолий помолчал, раздумчиво посмотрел на меня и сказал:

  • Миша, ты знаешь, я атеист. Но каждый раз, когда я вспоминаю Поли­карпа, мой атеизм начинает рушиться, и я тут же стараюсь забыть Поликар­па, чтобы не стать снова верующим» [12].

Таким остался отец Поликарп в памяти знавших его людей.

Архимандрит Поликарп (Соловьев) неоднократно в 1920-1930-е годы был в заключении и ссылках. В 1937 году был вновь арестован, проходил по од­ному делу с владыкой Феодором и в октябре почти в один день они были расстреляны.

***

Самым молодым духовником в Даниловом монастыре в 1920-е годы был иеромонах Серафим (Климков). Он родился в 1893 году в Галиции, при­надлежавшей в то время Австрии (ныне Львовская область, Украина). Хотя в крае было сильно влияние католичества, семья Климковых исповедовала Православие. С 1915 по 1919 год учился в Московской Духовной Академии, т. е. был учеником владыки Феодора, оказавшим решающее влияние на всю его жизнь. В 1921 году принимает монашество и поступает в Данилов мона­стырь. Получив от владыки Феодора послушание принимать исповедь и ве­сти людей по пути спасения, он не оставлял его никогда. Всегда оставался духовником, наставником, «путеводителем» для многих верующих. В те го­ды на исповедь в Данилове выстраивались длинные очереди, и, пожалуй, од­на из самых длинных — к отцу Серафиму. Батюшка был очень строгим ду­ховником, но число окормляющихся у него с каждым днем все больше уве­личивалось. Великим постом он мог исповедовать до трех часов ночи, часто доходил до полного изнеможения, а уходя уносил с собой пачку тетрадей и листков — это были подробные исповеди, откровение помыслов и вопросы духовных чад. И каждому он потом письменно отвечал на все вопросы и недоумения. Отец Серафим требовал от своих пасомых полного откровения и послушания, и на себя брал ответственность за них перед Богом. Такой спо­соб общения с чадами сохранился у отца Серафима на всю жизнь. Когда он скрывался от преследований и чада не могли приезжать к нему, он вел с ни­ми переписку. Кто-нибудь из доверенных чад привозил ему письма, и ба­тюшка обязательно отвечал каждому.

К отцу Серафиму ходило очень много молодежи. Бывало, что, попав к нему на исповедь случайно, как правило, становились его духовными чадами на всю жизнь. Как, например, Прасковья Емельяновна Мачкина (в схиме Да­ниила, 1999), даниловская прихожанка того времени, одна из немногих до­живших до возобновления монастыря. Матушка рассказывала, как она стала духовной дочерью отца Серафима. Семья Мачкиных жила недалеко от Данилова, однажды юная Паня с мамой пришла на исповедь и попала именно к отцу Серафиму. Батюшка сразу велел ей неделю говеть и в следующий раз принести написанную полную исповедь. Паня сначала решила, что всё это слишком тяжело для нее, но очень скоро стала одной из самых усердных и преданных чад. Это изменило всю ее жизнь — она стала активной прихожан­кой, помогала даниловской братии в тяжкие годы гонений. В их доме под Каширой несколько месяцев жил, скрываясь от новых арестов, архиепископ Феодор, хотя это было опасно и для самой Пани.

В 1927 году архимандрит Серафим был впервые арестован и сослан на пять лет на Север, в город Обдорск (ныне Салехард). После освобождения жил под Москвой, в 1936 году поселился вместе с другими даниловцами в городе Киржач под Владимиром. В 1937 году чудом избежал ареста и рас­стрела вместе со всеми. Батюшка, скрываясь от «органов», нелегально жил у своих духовных чад под Москвой, переходя от одного к другому. В первые месяцы войны оказался на оккупированной территории, пешком добрался до своих родных мест на Львовщине и там всю войну служил в храме. В 1945 году мог уехать к родственникам за границу, но ради духовных чад остался. Вскоре был арестован, осужден на 10 лет лагерей. После освобождения в 1956 году жил в Москве, по-прежнему окормляя своих многочисленных ду­ховных чад.

Как и все даниловские насельники, отец Серафим пострадал за веру, но ни аресты и допросы, годы ссылок и лагерей, десятилетия гонений и скита­ний, — все эти тяготы, выпавшие на долю отца Серафима, — не сломили его. Начав свой пастырский подвиг в Даниловом монастыре в 1920-е годы, он са­моотверженно продолжал его на протяжении полувека. Скончался отец Се­рафим 14 февраля 1970 года; похоронен на Котляковском кладбище в Москве.

После окончательного закрытия Данилова монастыря даниловская братия, несмотря на все трудности, несмотря на то, что постоянно подвергались аре­стам и ссылкам, всё-таки старалась по возможности держаться вместе, по­- близости друг от друга, чтобы была возможность совместной молитвы, по­мощи и поддержки друг друга, чтобы продолжал существовать Данилов мо­настырь, чтобы продолжалась монашеская жизнь. И конечно же, были пре­данные духовные чада, даниловские прихожане, которые не оставляли своих духовных отцов в это трудное время. Продолжала существовать не только даниловская братия, но и даниловская община верующих. Так было до 1937 года. В этот год почти все насельники монастыря, около двадцати человек, проходившие по «делу о даниловском братстве» и другим делам, вместе со своим настоятелем архиепископом Феодором (Поздеевским) приняли муче­ническую кончину. Несколько десятков преданных даниловских прихожан также были осуждены и отправлены в лагеря и ссылки. Но даниловская ду- ховническая традиция не была прервана, она хранилась в сердцах выживших даниловцев и, благодаря их воспоминаниям и рассказам, дошла до нашего времени.

И в заключение приведу одно из воспоминаний монахини Анны (Тепля- кова), даниловской прихожанки тех лет: «Торжественность была необыкно­венная в Даниловом монастыре. Дух там именно монашеский был. Годы та­кие были, что люди просто молились — чувствовали, что молитва нужна, тя­нулись все к крепкой молитве. Была очень, очень сильная духовная настро­енность как монастырских насельников, так и мирян. Все приходили не слу­чайно: мимо храма шли и зашли, — все шли именно молиться, и молиться так, что не наблюдалось суеты в обширном большом соборе, не было духа мир­ского — как будто там именно все, которые стояли, были монахи. Очень- очень многих я хоть не знала по именам, но лица были знакомы. И какое бы­ло влияние насельников на нас, мирян! Человек тридцать я насчитаю моло­деньких девушек, которые ходили в то время в Данилов монастырь и кото­рые не вышли замуж, монашеский путь избрали в миру. Многие из них те­перь, конечно, умерли, многих я и сама лично знаю. Вот такой дух был» [13].

И этот даниловский молитвенный дух, эту верность Церкви, эту несгиба­емую веру помогли пронести через годы тяжелейших богоборческих гонений даниловские духовники. Эти «светильники духа», отсвет Неба на земле вос­питали целое поколение верующих людей, готовых на любые лишения и ис­пытания ради веры. Именно благодаря им не прервалась и дотянулась до нас эта нить настоящей веры. И эта вера ведет все новых и новых людей в Цар­ство Небесное.

  • Православные Русские обители. Полное иллюстрированное описание всех право­славных русских монастырей в Российской империи и на Афоне. — СПб.: Книгоиздатель­ство П.П. Сойкина. С. 280.
  • См.: Козлов Владимир. Москва безбожная //’Московский журнал. № 3. 1991. С. 68.
  • См.: Анна (Теплякова). монахиня. Воспоминания. — М.: «Новая книга». 1998. С. 40.
  • Цит. по: У Бога все живы. — М.: Даниловский благовестник, 1996. С. 19.
  • Там же.
  • Там же. С. 165.
  • Там же. С. 45.
  • Архимандрит Симеон. Даниловский благовестник. 1999. Выпуск № 10. С. 45

1_9]Там же.

  • Там же. С. 50.
  • Макаров М.И. Сокровенная память души. — М.: Данилов мужской монастырь. С. 177.
  • Там же. С. 182-183.
  • Монахиня Анна (Теплякова). Воспоминания. С. 40-41.

 

XXV Международные Рождественские образовательные Чтения Направление «Древние монашеские традиции в условиях современности»

Секция 1 «За Христа пострадавшие: значение опыта новомучеников и исповедников Церкви

Русской для современного монашества» Москва, 26 января 2017 г.

Доклад «Верные хранительницы монашеских преданий» — исповеднический подвиг монахинь в годы гонений (на примере сестер Аносина монастыря)

Игумения Мария (Солодовникова), настоятельница Борисоглебского Аносина ставропигиального женского монастыря

Начиная разговор о женском монашестве, следует отметить, что данная тема исследована недостаточно и требует подробного изучения и осмысления. Особенно это касается богоборческого периода истории России 20 века, когда женское монашество было почти уничтожено, а действующих женских обителей на территории России к 30-м годам практически не осталось. Поэтому так важно сейчас собрать и сохранить имеющиеся свидетельства людей, на чью долю пришлось трагическое испытание их веры и решимости следовать своим убеждениям.

Русская Церковь неоднократно принимала на себя удар от гонителей как внешних, так и внутренних, но неизменно становилась сильнее после тяжелых испытаний. Такой светильник русского монашества, как преподобный Сергий Радонежский, начал свои подвиги в тяжелейший для России период татарского ига. Как известно, он благословил князя Димитрия Донского накануне Куликовской битвы, положившей начало освобождению Руси от власти Золотой орды. В период Смутного времени подвизался преподобный Иринарх Ростовский, за благословением к которому приезжали предводители народного ополчения Дмитрий Пожарский и Кузьма Минин, освободившие Москву от чужеземных захватчиков.

Но не только от внешнего врага страдала Церковь. В 18 столетии начались реформы, сильно ослабившие ее: Петр Первый отменил патриаршество и ввел «Духовный регламент», Екатерина Вторая своим манифестом лишила монастыри владений, а больше половины из них были упразднены. Такое давление государства’ на Церковь привело ксращению светской и церковной властей, что самым губительным образом сказалось на Церкви, а монашеские обители обеднели не только материально, но и в духовной жизни произошло оскудение.

Однако, несмотря на столь трагические последствия реформ, уже в 19 веке начинается расцвет монашества, появляются новые подвижники и обители высокой духовной жизни: преподобный Серафим Саровский, святитель Игнатий Брянчанинов, святитель Феофан Затворник. Монастыри: Валаам, Саров, Дивеево, Оптина пустынь и ее старцы.

В 20 веке Россию и русскую Церковь ждали новые испытания. Не будем подробно рассматривать причины революционных волнений в России в начале 20 века, повлекшие за собой участие страны в мировой войне и в итоге октябрьский переворот 1917 года. Но, безусловно, все эти события стали бичом Божиим для России и русской Церкви. Внешнее давление возвращало человека к духовным ценностям, в результате небывалого по масштабу гонения русская Церковь пополнилась сонмом мучеников и исповедников.

Накануне октябрьской революции в России было 1257 монастырей, к 1938 году не осталось ни одного монастыря на территории СССР.1 Только за первые три года советской власти число жертв среди верующих превысило 10 тыс. человек. 2 Сталинский тезис об усилении классовой борьбы по мере приближения к социализму породил волну массовых репрессий. Монашествующие оказались в числе классовых врагов, многие были расстреляны или отправлены в лагеря, где несли крест страданий или погибали.

Женское монашество, имевшее опыт высокой духовной жизни, известное широкой социальной благотворительностью, в глазах новой власти было идеологическим врагом. Монахини понесли крест мученичества, проявив несвойственное, казалось бы, женской природе мужество и стойкость.

Остановимся подробнее на судьбе монахинь Борисоглебского Аносина монастыря, чья жизнь после революции подобна участи многих сестер других женских обителей России. Монастырь был он основан в 1823 году княгиней Евдокией Николаевной Мещерской, в монашестве Евгенией, ставшей его первой настоятельницей. Уже в середине 19 века монастырь стал известен, благодаря высокой духовной жизни своих насельниц. Аносина пустынь славилась своим подвижничеством, ее часто называли «женской Оптиной пустынью»: здесь так же было развито старчество — традиция духовного окормления монашествующих, особенно новоначальных сестер.

Представляет интерес сама история появления монастыря. Как отмечено выше, к началу 19 века монашество находилось в плачевном состоянии. Многие обители закрылись, а те, что еще оставались, были своекоштными, то есть у членов общины имелась своя собственность и личное хозяйство. После екатерининской реформы 1764 года появляются женские общины. Их появление стало уникальным явлением, поскольку первоначально они возникали помимо воли духовных и светских властей. Монастыри в результате реформы упразднялись государством, а насельницы оставлялись на произвол судьбы. Многие из них оставались жить при ставших приходскими храмах. Другие уходили и строили кельи возле храмов, продолжая жить по монастырскому уставу, исполняя обязанности просвирниц, сторожей, певчих и чтиц.3

Аносину монастырю положила начало именно община, организованная княгиней Мещерской при построенном ею Троицком храме, которая первой получила юридический статус «женского общежития», а позже преобразована в монастырь.4 Правила общежития для аносинской общины были составлены митрополитом Филаретом Московским.

Уставные, долгие службы начинались глубокой ночью. Келейно же сестры упражнялись в молитве Иисусовой. Общежительный устав избавлял насельниц от излишних попечений и вместе с тем приучал к смирению и нестяжательности. По кельям не позволялось иметь ничего лишнего, только самое необходимое, никто ничего не мог получить от мира.

При советской власти монастырь оставался верен духовной традиции, заложенной его основательницей. В первые послевоенные годы настоятельство принимает игуменья Алипия (Таишева), сумевшая сохранить монастырский дух и уклад на прежнем высоком уровне. О том, как жили сестры в условиях нового государственного строя, мы узнаем из воспоминаний аносинских сестер схимонахинь Леонтии (Левицкой) и Анны (Тепляковой). Они свидетельствуют о крепости духа сестер, которым пришлось столкнуться с новыми порядками, не утратив прежний духовный настрой.

Если раньше вся жизнь монастыря была посвящена молитве, то теперь хозяйство было значительно увеличено, появились новые работы (различные рукоделия), чтобы оплатить налоги, введённые советской властью. Строгий устав вынужденно ослаблен: «Если в прежнее время церковная служба начиналась у нас в час ночи, то при мне ее перенесли на 4 часа утра, и только Великим постом она начиналась в три. И тем не менее она по-прежнему оставалась основой всей нашей жизни».5

Почему в таких тяжелых условиях монастырь не ослаб духовно, не начался ропот, недовольство непомерными нагрузками? Думается, что это заслуга мудрой настоятельницы игумении Алипии, чьей духовной наставницей была известная подвижница схимонахиня Фамарь (Марджанова). Но немаловажно, что в монастыре сохранялась преемственность духовной жизни, идущая от основательницы монастыря игумении Евгении (Мещерской). Схимонахиня Анна так отзывается о монастырских старицах: «Я вспоминаю аносинских монахинь, и каждую из них хочется назвать преподобной. Молчаливые, строгие, серьезные, спокойные, степенные и в то же время очень смиренные и кроткие, они внушали к себе такое уважение у младших сестер, что им хотелось подражать. При них боялись сказать лишнее слово. Под их руководством изо дня в день учились монашескому деланию». 6

В советское время Аносин монастырь стал пристанищем для сестер закрытых новой властью монастырей и гонимых епископов: здесь жили сестры Серафимо-Знаменского скита, некоторое время служил священномученик Серафим (Звездинский).

«Новый сатанинский дух времени», по выражению схимонахини Анны, в 1928 году разрушил монашескую обитель. После закрытия монастыря игумения Алипия с некоторыми сестрами была арестована (все благородного происхождения, а значит классовые враги). Некоторые женщины из Аносина приходили прощаться с изгнанными из родной обители сестрами, а другие сразу же бросились занимать освободившиеся кельи — безбожная идеология начинала приносить свои плоды. Но даже среди хозяев новой жизни находились люди, глубоко почитавшие игумению Алипию. По свидетельству очевидцев ареста игумении, ее поместили в тюрьму г. Воскресенска (прошлое название Истры). Там ее навестила «по-комсомольски одетая дама», которая встала на колени перед игуменией и заплакала. Как оказалось впоследствии, она была женой начальника тюрьмы.

Игумения Алипия находилась в ссылке на Севере в течение трех лет. Возвратившись, она сначала жила в Москве, а потом в Подмосковье на даче монастырских благодетелей Лобовых. С большими предосторожностями сестры вынуждены были встречаться с матушкой, поскольку это могло обернуться новыми арестами. Несмотря на декларируемую свободу совести и вероисповедания в СССР, религия находилась под строгим контролем государства: «Нововведением стали обязательная регистрация религиозных объединений и их членов, а местные органы власти могли отказать в регистрации тем и другим без каких-либо объяснений». 7 Собрания были негласно запрещены, оставалась только возможность молиться в храме и встречаться тайно. Незадолго до кончины игумения Алипия приняла постриг в схиму с именем Евгении — небесной покровительницы основательницы Аносина монастыря. Похоронена была на месте сожженных немцами дач в 1942 году. После возобновления монашеской жизни в Аносином монастыре ее останки перезахоронены возле могил основательницы обители игумении Евгении (Мещерской) и ее внучки игумении Евгении (Озеровой). Так промыслительно Господь устроил рядом место упокоения трех подвижниц с именем Евгения.

Казначея монастыря монахиня Антония (Якимова), так же, как и игумения Алипия, духовно окормлялась у старцев Чудова монастыря и у епископов Арсения (Жадановского) и Серафима (Звездинского). Её теткой была игумения Киевского Покровского монастыря Филарета. Монахиня Антония в монастырь поступила вместе с родной сестрой после расстрела большевиками старшего брата — офицера царской армии. Была арестована вместе с игуменией Алипией и отправлена в ссылку в Казахстан. Туда к ней приехала ее духовная дочь аносинская сестра инокиня Павла и с тех пор они уже не расставались.

Многие сестры ездили по благословению в ссылку к своим старцам и старицам. Так, например, игумения Алипия передала благословение инокине Марии (Бросовой) ехать в ссылку в Среднюю Азию к старшему протоиерею Александру, служившему в Аносино, там она ухаживала за ним, похоронила и сама жила до смерти.

В дальнейшем монахиня Антония жила с игуменией Алипией в Подмосковье, где они тайно принимали некоторых аносинских сестер, а потом в Москве. Она была вынуждена поступить в прислуги к бывшей артистке, совершенно неверующей и тяжело переживавшей недавнюю смерть мужа. Мать Антония не навязывала своих убеждений хозяйке, но, поучаясь самой жизнью матери Антонии, женщина духовно прозрела: многие годы ежедневно бывала на Литургии и вела монашеский образ жизни. Вместе с сестрами, духовной наставницей которых она была, монахиня Антония находила духовное утешение у протоиерея Сергия Орлова (в монашестве Серафима) и его общины при храме Покрова Богородицы в Акулове. Тайные монашеские общины характерны для того времени, они оставались единственной формой организованной монашеской жизни в условиях полного отсутствия монастырей. Зародившись в конце 18 века, в советское время община, как форма монашеской жизни, получила новое развитие.

Очень многие сестры уже после закрытия монастыря, живя в миру, принимали тайный монашеский и схимнический постриг. Часто это случалось в местах ссылок. Так, аносинскую инокиню Татиану Фомину в ссылке в Средней Азии постриг в монашество с именем Магдалина владыка Серафим (Звездинский), который в 1925-26 годах жил в Аносином монастыре. Татиана Фомина (в монашестве — Магдалина), перед поступлением в монастырь ходила в храм святителя Николая на Маросейке к отцу Алексию Мечёву, а благословил ее на монашество известный старец Алексий Зосимовский. После закрытия обители её арестовывали трижды. И везде к ней тянулись люди, которых она опекала. В тюрьме мать Магдалина из своей жалкой пайки хлеба, из хлебного мякиша, обработав его, делала для заключенных нательные крестики и крохотные рельефные образки. Она была искусной рукодельницей, ткала для монахов пояса с текстами молитв. Соткала несколько поясов для Патриарха Алексия (Симанского) и, тогда епископа, Питирима (Нечаева).8

После ссылки м. Магдалина жила на родине в Ростовской области в г. Шахты, где с нею жили женщины, с которыми она ездила в храм. Одна из них в течение трех лет входила в доверие к членам общины, а потом сдала всех. Вместе с монахиней Магдалиной было арестовано 40 человек. Сейчас трудно сказать работала ли эта женщина с самого начала с органами или в какой-то момент решила встать на путь предательства, но случаи предательства «своими» случались. Схимонахиня Анна (Теплякова) упоминает, что в Аносиной пустыни жили три сестры в отдельном домике, которые не признали игумению Алипию и не принимали участия в жизни монастыря. Их подозревали в сотрудничестве с властями: когда в монастырь перед его закрытием стали все чаще наведываться большевики, то первым делом шли к ним, а после закрытия эти сестры еще некоторое время оставались жить в своем домике. 9

Удивительно, как одних жизнь при новой власти вела ко греху, к предательству и отступничеству от Христа, так другие приходили к истинному покаянию. Схимонахиня Леонтия (тогда инокиня Любовь Левицкая) вспоминает, как после тюрьмы, в ссылке она встретила монахиню из монастыря, который посещала в детстве. Эта монахиня ей рассказала, что считает свои скорби, связанные с арестом и ссылкой, благодеянием Божиим из-за своих прошлых грехов: «В обители, будучи воспитанницей игумении <…>, я была избалована и мало знала о духовной жизни, хотя прожила почти тридцать лет. Пользуясь любовью игумении, я многим сестрам причинила горе, многие из-за меня даже ушли из обители. Только теперь, познакомившись с истинными монахинями, познала несколько духовную жизнь. Испытание, посланное мне Господом, несу с благодарением, ибо грехи мои вопиют ко Господу…» 10

О самой схимонахине Леонтии вспоминает Ольга Николаевна Вышеславцева (инокиня Мария): «с самого начала меня поразила ее цельность и целеустремленность: все для Бога, все о Боге, все к Богу. Она жила лишь воспоминаниями о своем пребывании в Аносинской обители. <.. .> около нее постепенно образовалась группа людей7 стремящихся к религиозному просвещению. Матушка обучала их чтению на церковнославянском языке, разбирала вместе с ними молитвы, учила вникать в их смысл, изучала вместе с ними Священное Писание и житийную литературу». Господь судил матушке Леонтии, столь любившей монашескую жизнь, скончать свои дни в монастыре: в 1990 году она отошла ко Господу в открывшемся тогда Ново-Голутвином женском монастыре:

В заключение, расскажем о сестрах Аносина монастыря, сподобившихся мученической кончины. Послушницы Дария (Зайцева) и Татиана (Фомичева) после закрытия обители поселились, как и многие сестры, в ближайших деревнях, где еще оставались действующие церкви. Там они прислуживали в храме, пекли просфоры, пели на клиросе и помогали священнику вести хозяйство.

Первоначально послушница Татиана поселилась вместе с инокиней Марией (Брянцевой) неподалеку от Крестовоздвиженского монастыря с. Лукино, который был организован при деятельном участии игумении Евгении (Озеровой), возглавлявшей тогда Аносин монастырь. Игумения Евгения (Виноградова) — бывшая казначея обители и духовное чадо игумении Евгении (Озеровой) — стала настоятельницей новой обители.

В корпусах закрытого монастыря разместился дом отдыха, но некоторые сестры продолжали жить рядом и работать в доме отдыха. Все они, включая послушницу Татиану и инокиню Марию, певших в церковном хоре, ходили молиться в ближайший храм в с. Лемешево. В 1931 году по делу бывших монахинь было арестовано 17 человек из различных закрывшихся монастырей, всем вменялась в вину антисоветская деятельность. Татиана и Мария тоже были арестованы, отправлены в Бутырскую тюрьму. Сестры получили по 5 лет исправительно-трудовых лагерей. Освободившись в 1934 году, Татиана и Мария поселились при Троицкой церкви с. Язвищи, где исполняли обязанности псаломщицы и алтарницы. 25 ноября 1937 года их арестовали вместе с настоятелем храма протоиереем Владимиром Медведюком, обвинив в организации незаконных собраний на дому у священника. То же самое обвинение, показывающее, как сильно власти боялись влияния на народ монашествующих и священников. Священник был расстрелян, а сестры получили уже по 10 лет лагерей.12

Послушница Татиана скончалась в заключении. Вместе с о. Владимиром Медведюком она была прославлена в сонме новомучеников Российских в 2000 году. Инокиня Мария (Брянцева) провела в тюрьмах и ссылках около 20 лет. Затем поселилась в г. Александрове, где была алтарницей в соборе Александровского монастыря. В монашестве ее звали Магдалина, а перед смертью она приняла схиму с именем Мстислава.

Еще одна аносинская новомученица — послушница Дария (Зайцева) — после закрытия монастыря поселилась в с. Холмы Истринского района, где прислуживала в Знаменской церкви. В 1938 году арестована. Обвинение обычное — контрреволюционная агитация. Надо отдать должное мужеству послушницы Дарии, которая на допросе признала, что не любит советскую власть из-за гонений на Церковь и готова умереть «за веру и Батюшку Царя»[1]. Приговор был смертельным: преподобномученица Дария расстреляна на Бутовском полигоне и погребена в общей могиле.

Далеко не всех ждал подвиг мученичества, но практически каждому верующему человеку в 20 веке пришлось вынести подвиг исповедничества. Как было отмечено во вступлении, в разные исторические эпохи православным людям, а в особенности монашествующим, уже приходилось попадать в ситуацию гонений на их веру и образ жизни. Но в 20 веке впервые власть открыто заявила о своей враждебности Богу. Поэтому подвиг российских новомучеников и исповедников можно считать уникальным и подобным подвигу христианских первомучеников.

Причины такого попущения Божия, когда начали рушиться сами оснжизни, уже тогда верующие увидели в том, что люди пользовались благодеяниями Божиими, но не приносили покаяния и исправления грехов. Но не только гнев Божий на отступников христианства послужил причиной катастрофы русской Церкви. Благой Промысл Божий вел к спасению сотен тысяч новомучеников, когда самые лучшие и достойные члены Церкви принимали путь креста. Внешние испытания проявили всю духовную мощь новомучеников, они стали жертвой Богу и примером будущим поколениям христиан. Путь монашествующих считается путем тайного мученичества, но для многих в 20 веке он стал открытым путем мученичества, чтобы явить всем, в том числе и нам, их потомкам, всю полноту и суть Евангельской жизни.

 

1 См. Васильева О. Ю. Судьбы русских монастырей в XX веке // Монашество и монастыри в России XI — XX века: исторические очерки. М., 2002. С. 332,336

2          Там же. С.ЗЗЗ

3          Емченко Е.Б. Женские монастыри в России // Монашество и монастыри в России XI — XX века: исторические очерки. М., 2002. С. 266

4          Там же. С. 267

5          Женская Оптина: Материалы к летописи Борисо-Глебского женского Аносина монастыря. М., 2007. С. 499

  • Там же. С.513
  • Васильева О. Ю. Указ. Соч. С. 335
  • Женская Оптина: Материалы к летописи Борисо-Глебского женского Аносина монастыря. М., 2007. С. 467
  • Там же. С. 544
  • Там же. С . 402
  • Три встречи. М., 1997. С. 337
  • Дамаскин (Орловский), игумен. Мученики, исповедники и подвижники благочестия Русской Православной Церкви XX столетия: жизнеописания и материалы к ним. Кн. 5. Тверь, 2001. С.417-426

13Дамаскин (Орловский), игумен. Указ. Соч. Март. Тверь, 2006. С.29-31

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *